Мама настолько запустила воспитание брата, что теперь это перешло в паразитизм

Я прекрасно понимаю, что требовать обратно подарок — это моветон, полнейший. Упасть в грязь лицом. Но тогда у меня просто крышу сорвало от бессилия. Представьте: ты четыре года пашешь, отказываешь себе во всём, чтобы сделать человеку, самому близкому, дорогой подарок. А он берёт и… просто перепродаёт его. Вернее, не перепродаёт, а отдаёт твоему же брату-бездельнику. У меня рубильник в голове щёлкнул.
Мы с братом двойняшки, росли без отца. И у мамы с детства была одна заезженная пластинка: «Он мальчик, ему без папы тяжелее». И всё такое прочее. Эта её установка вылилась в то, что у него были сплошные послабления, которые быстро превратились во вседозволенность.
Помню, как сейчас, один вечер. Нам лет по одиннадцать. По телеку показывали какой-то офигенный приключенческий фильм, мы с братом смотрели, раскрыв рты. Пробило девять, и мама командует: «Всё, Маш, марш спать!».
Я, конечно, возмущаюсь: «Мааам, ну я же всего полчасика досмотрю!».

В ответ— железный тон: «Я сказала, быстро в кровать!».
А брат мой, Витёк, тут как тут начинает ныть: «Я хочу досмотреть! Я не хочу спать!». Покричал пять минут, потопал ногами — и всё, остался сидеть перед телевизором довольный. А меня, рыдающую, мама за ухо оттащила в комнату.
Я, глядя на его успехи, решила: а чем я хуже? Попробовала тоже закатить сцену. Результат? Подзатыльник и та же дорога в спальню, только ещё и с обидным подначиванием: «А ты не умничай!».
И так было во всём. Ему — всё, что попросит, его проступки сходили с рук. Меня же «воспитывали». Но на его фоне это воспитание казалось откровенным издевательством. Сейчас-то я понимаю, что со мной обращались более-менее адекватно, но контраст был убийственным.
Брат, понятное дело, от вседозволенности пошёл вразнос. Ещё в школе: прогулы, драки, вызовы мамы к директору, комиссии по делам несовершеннолетних. А у мамы на всё был один универсальный ответ: «Он без отца растёт, вы уж к нему снисходительнее».

Я ей как-то сказала: «Да у нас пол-класса без отцов, но только Витёк один так себя ведёт!». Она отмахивалась. В девятом классе его с горем пополам вытянули на аттестаты. Директор прямо заявила: «На дальнейшую учёбу не рассчитывайте, нам таких «подарков» не нужно».
После школы он, естественно, никуда не поступил. До армии болтался без дела, потом отслужил. Мы все надеялись, что армейская дисциплина его встряхнёт. Ненадолго его хватило, а потом — опять по старой колее.
Мама только укреплялась в своей правоте: «Вот видишь, в армии было мужское воспитание! А я что одна могу?». Я к тому времени уже с ними не жила, съехала, потому что видеть его не могла. А на маму было больно смотреть: она тащила на себе взрослого, здорового дармоеда, который и пальцем о палец не ударял, чтобы ей помочь.
Мои уговоры выгнать его, чтобы он наконец начал шевелиться, разбивались о стену.
—Мам, ну сколько можно? Выгони его!
—Устроится на работу, съедет, мы договорились, — твердила она как мантру.

В итоге съехал он рано. Нашёл какую-то девушку и перебрался к ней. Но мама по-прежнему его кормила, поила и одевала, ведь работы у него не было. Я уже просто устала комментировать этот цирк.
А недавно у мамы был юбилей — 50 лет. Я купила ей машину. Ту самую, о которой она давно говорила. Четыре года копила, во всём себе отказывала. Машина, конечно, не новая, но ухоженная, на ходу. Мама плакала от счастья, а я сияла от гордости.
И что вы думаете? Проходит месяц, и я узнаю, что на машине теперь разъезжает брат. У него же новая «работа» — таксистом собрался работать!
Я примчалась к маме, у меня тряслись руки.
—Мама, это правда? Ты отдала ему машину? Мою машину?!
Она смотрела на меня спокойно, даже холодно.
—Ты мне её подарила. А что я со своим подарком делаю — моё дело. Требовать назад не имеешь права.
Она, конечно, формально права. Требовать не имею. Но и дарить что-то ценное… нет, я больше не могу. Не удивлюсь, если однажды она позвонит мне и скажет, что осталась на улице. Потому что брат вдруг объявит, что хочет сдать её же квартиру в аренду. А она не откажет.