– Она тебя и твоего сына терпеть не может, – призналась двоюродная сестра мужа, когда я заметила синяк

Сегодня вечером, листая соцсеть, я застыла: заявка в друзья от Лидии Петровны. Сестра моего бывшего свекра. Зашла в профиль – да, она. На фото – пожилая, улыбающаяся женщина. Неужели та самая? – подумала я. Ни за что бы не узнала. Время изменило нас обеих.
 
Ее профиль пестрел старыми снимками. Семейные фото, где все вместе – счастливые. И вдруг, словно щелчок – меня отбросило назад, в тот ужасный год на Урале.
 
Мы переехали туда с Сашей и крохой Мишей сразу после свадьбы. Мечтали о новом начале. Нам обещали жилье, но пока ремонтировали наш домик, поселились у его родни – у Лидии Петровны и ее мужа. Недобро встретили. Я сразу почувствовала ледяное презрение. Бедная невеста из провинции – не пара их племяннику, вот и вся причина.
 

Помню, как скрутил гастрит. Скорая, больница. Мишу, годовалого, пришлось оставить с ними. На следующий день принесли его ко мне в палату. На щечке – огромный лиловый синяк.
 
— Упал! — выпалила их дочь, Таня, еще до моего вопроса. — Не уследили. Совсем не справляемся.
 
У меня сжалось все внутри. Выхода не было. Добрая врач, видя мой ужас, разрешила поставить в палате раскладушку для Миши. Дни мы проводили в больничных коридорах, чтобы не мешать другим; лишь ночью возвращались на место.
 
Выписалась – обратно в этот холодный, враждебный дом. Как-то Таня, притворно сочувствуя, шепнула:
 
— Тетя Люда… она тебя терпеть не может. Всегда говорит, что Саша мог бы найти лучше. И Мишу твоего… — она замялась.
 

— Что Мишу? — спросила я, леденея.
 
— Говорит… что он ей противен. Ни за что на руки не возьмет.
 
Словно нож в сердце.
 
— Да чем он виноват? Чем?!
 
— Ой, не плачь! — фальшиво воскликнула Таня. — Не говорила бы, знала, что так расстроишься!
 
Боль за сына была невыносимой. Этот синяк… Она его ударила? Страшная картина не давала покоя. Вечером я сказала Саше твердо:
 
— Переезжаем. Сейчас. В наш дом, хоть и недоделанный. Так рабочие быстрее закончат.
 

Жаловаться на его тетку не стала. Зачем? Он все равно не поверил бы.
 
Перебрались. Было тяжело, сыро, но душа моя обрела покой. Вскоре я вышла на работу. Присматривала за Мишей соседка, баба Нюра. Добрая, тихая старушка. Она пела ему колыбельные, возилась с ним, как с родным. Чужой человек! – думала я с горькой благодарностью. Брала она копейки. Уезжая с Урала навсегда, я обняла ее, как мать.
 
А сейчас… Лидия Петровна. Улыбается с экрана. Хочет «дружить». В личном сообщении расспрашивает о семье, о Мише. Вспомнился тот синяк, слова Тани, ледяная ненависть в ее глазах.
 
— Нет, — тихо сказала я себе. — Никогда.
 
Ткнула мышкой – «Игнорировать». Сообщение оставила без ответа.
 
Простить? Пожалуй. Забыть? Никогда. Родственники оказались хуже врагов. А чужая бабушка – ближе крови.