Только с годами я стал понимать отшельников

Деревенская жизнь среди городских людей не считалась никогда “модной”. Я этого не знал в детстве, потому что провел первые 10 лет жизни за городом. Наше село больше напоминало хутор. Был там холмик, который окружали дома. Расстояние между ними было приличное. Разгуляться там можно было, пространство было огромное. Взрослые меня отпускали болтаться по округе, потому что знали, что никакой угрозы со стороны не будет, что район у нас спокойный и тихий.

У меня был друг, который приходился мне ровесником. С ним мы провели все детство, гуляя и забавляясь. В детский сад мы не ходили, потому что его не было в ближайшей округе. За нами следили бабушки и дедушки, когда наши родители уезжали в город.

Мы не отходили далеко от дома до лет 6. Потом нам стало интересно познавать территорию, поэтому мы начали отпрашиваться у взрослых сходить на речку, в лес. Моя бабушка отпускала нас, другие взрослые не имели ничего против. Но все нас предупреждали о том, чтобы мы не подходили к одному старику, которого все видели или возле своего дома, или на рыбалке.

Мы слушались, не рисковали. От чужих людей мы слышали разные истории про этого деда. Ничего хорошего о нем не говорили. Нас этот человек никогда не трогал, даже если видел когда-то. Он сидел молча, ловил рыбу, а потом шел в свою хату. В первой половине дня он был у себя дома, занимался заточкой инструмента, который ему привозили с разных районов. Видимо, работал он хорошо, раз на его услуги такой спрос был, зарабатывал тоже неплохо.

Я сам не горел желанием общаться с этим дедом, возраст которого сложно было определить. Мой приятель тоже его сторонился, его даже предупреждать об опасности, исходящей от этого человека, не нужно было. Мы просто жили своей жизнью и все. Так продолжалось до 7 лет. Потом же обстоятельства вынудили нас пообщаться с этим дедушкой.

В указанном возрасте мы с другом попросились у родителей в лес. Они нас отпустили, велели насобирать грибов, которые можно было бы засолить, а также сразу пустить на какие-то блюда. Мы взяли корзинки и пошли. Никакого волнения мы не испытывали, потому что отлично знали местность, ориентировались везде хорошо.

Но в тот день что-то пошло не по плану. Мы с приятелем насобирали много грибов, сами при этом не заметили, что зашли куда-то, где не знаем ничего. Побродив слегка по округе, мы поняли, что заблудились. У нас в душе появился дикий страх, который не позволял нам сохранять спокойствие. Мы начали выть, кричать, делали все это громко. И наша реакция на происходящее нас спасла.

На звуки, которые мы издавали, пришел тот самый дед, репутация у которого в деревне была отвратительная. Он строго сказал нам, что мы своим криком пугаем рыбу, после чего попросил нас помолчать. Он вывел нас к реке, где рыбачил, предложил отдохнуть. Мы с приятелем переглянулись, увидели в глазах друг друга страх, панику, но все же решили, что примем предложение деда.

Мы остались со стариком на берегу, молчали некоторое время. Потом он предложил нам съесть по бутерброду. Отказаться мы не смогли, потому что за время наших похождений сильно проголодались. Когда мы поели, дед стал говорить с нами. Он сказал, что в селе его все считают странным, но на самом деле бояться его не стоит, потому что он ничего плохого не делает. Старый человек сказал, что ему просто нравится одиночество, что он не очень хорошо чувствует себя, когда вокруг собираются люди. На этом он закончил свой монолог, предложил нам пойти в деревню. Мы молча поплелись за ним. При этом мы чувствовали себя совершенно спокойно.

Когда я стал жить в городе, я постепенно забыл того деда. Только недавно я стал его вспоминать, думать над теми словами, которые он произнес.
Мне в том году исполнилось 43 года. Я поймал себя на том, что моя головокружительная карьера, что мое жилье в центре города, где многолюдно и всегда суетливо, не значат для меня ничего. Я бы радостно уехал бы в деревню, жил бы там, ловил бы рыбу каждый день, как это делал тот старик, которого все боялись. Но только у меня есть обязательства перед детьми, женой, снять которые с себя я не имею морального права. И хоть я люблю свои близких, мне досадно, что вести тот образ жизни, который меня манит, у меня не получится в ближайшее время, а, возможно, и никогда.