– Вот и собрали Петеньку в школу! – объявила свекровь, занося в квартиру пакеты с вещами и огромный рюкзак

Я резала огурцы, когда Макс заглянул на кухню, почесывая затылок. 

— Слушай, Аня... Мама притащила новую сковородку. Говорит, керамическое покрытие, супер. 

— И мы теперь ей должны? — я не обернулась, уже знала. 

— Ну... Да, в общем... — он замялся. — Говорит, наша пригорает. 

— Лучше бы чек на лоб приклеила, — вырвалось у меня. — Это же сколько уже? То полотенца «не те», то лампа «неправильная», а теперь сковородка? У нас их три! 

Он вздохнул и ретировался. Галина Сергеевна, его мать, переехала к нам полгода назад «на пару недель», пока не встанет на ноги после перелома. С тех пор наша жизнь превратилась в бесконечный поток ее «заботы»: советы по интерьеру и эти «подарки». Мультиварка, утюг, теперь сковородка. Все – с последующим предъявлением счета и вздохами о крошечной пенсии. Макс пытался спорить, но свекровь тут же хваталась за сердце, и он сдавался. 

Но самое страшное случилось на прошлой неделе. Петя, мой семилетний сын, вернулся с прогулки с Галиной Сергеевной. Она сияла, волоча пакеты и огромный рюкзак. 

— Вот и собрали Петеньку в школу! — гордо объявила она. — Не хуже других будет! 

У меня похолодело внутри. Мы с Петей только вчера купили все: рюкзак с динозаврами, пенал, тетради. Он сам выбирал. 

— Что вы купили? — спросила я, едва сдерживаясь. 

— Костюмчики! На вырост! Курточку утепленную, сапожки кожаные! — она ликовала. — Пенал с этим... синим монстром, как Петя любит! 

Петя стоял, опустив голову. Позже, на кухне, он признался тихо: 

— Она сказала, что лучше знает... Пенал с Суперменом. Я сказал, что не люблю его, она махнула рукой. И сапоги жмут... Но бабушка сказала, растянутся. Я... не знал, как сказать... 

Его растерянность, это чувство, что его не слышат, что надо терпеть – рвануло мне сердце сильнее любых денег. Он усваивал урок молчания. Как Макс в детстве. 

Вечером свекровь позвонила, бодро выложив сумму – больше двадцати тысяч. Я чуть не закричала, но сдержалась, объяснив, что у нас ВСЕ уже есть. В ответ – истерика. Макс поехал к ней. Вернулся мрачный. 

— Не пустила. Кричала через дверь. Говорит, мы ею воспользовались. — Он посмотрел на меня. — Я сказал... что ты права. Что я терпел это в детстве. И что так – нельзя. 

В его глазах была решимость. Мы были заодно. 

Коробка с теми сапогами, которые жали, так и стояла в углу гостиной. Символ всего навязанного, неудобного. Мы продали часть вещей, отдали знакомым. Наступила неделя тишины. Казалось, дышать стало легче. 

Потом Петя вышел из комнаты с телефоном. 

— Бабушка написала... — он протянул телефон. На экране – фото конструктора с роботом, о котором он мечтал. Дорогого. — Говорит, подарит, если я приеду к ней на выходные. Сказала... что вы ее обидели. Надо ли... говорить «спасибо», если не хочется? 

— Сынок, ты никому ничего не должен. Даже бабушке. Особенно если тебе не по себе. Подарок – это когда от чистого сердца, без условий. А если условия – это не подарок. 

Я присела перед сыном. 

— Ты имеешь право сказать «нет», зайка. Всегда. Мы рядом. 

Петя глубоко вздохнул, его маленькое лицо расслабилось. 

— Тогда я не хочу. Пусть обижается. 

Он сам написал Галине Сергеевне: «Спасибо за фото, но я не приеду. Не хочу подарки, за которые нужно что-то делать. Мне хорошо дома». 

Она прочитала. Не ответила.

Я обняла своего мальчика, этого маленького храбреца, который научился защищать свое «я» раньше, чем его отец. Коробка с сапогами все еще стояла в углу. Но теперь она была просто коробкой. А не долгом. Не ловушкой. Мы не решили проблему Галины Сергеевны, но мы защитили самое главное – право нашего сына на собственный голос и на то, чтобы его любовь не покупали в рассрочку.