– А потом отдавать тебе половину? – муж оформил нашу квартиру на свою мать, прикрываясь справедливостью

Помню, как Кирилл на первом свидании отхлебнул кофе и сказал с легким презрением: 
 
— Терпеть не могу меркантильных. Прямо аллергия. 
 
Я лишь улыбнулась. Кто ж любит тех, кто видит в людях кошелек? Сама таких встречала. Наше взаимное отвращение к халявщикам стало мостиком ко второму, третьему свиданию… Потом к свадьбе. 
 

Он платил. Я не наглела. Зачем? Заказать салат и чай – нормально. Заваливать стол дорогими блюдами – пошло и унизительно. Мы оба верили в равновесие: он – цветы с доставкой, я – романтический ужин при свечах. Его подарок на день рождения – стильные наручные часы. Мой ему – набор инструментов из его «списка желаний». Казалось, мы идеально подходим друг другу. 
 
Мама, впрочем, хмурилась: 
 
— Анечка, что-то нечисто с твоим Кириллом. Сердцем чувствую. 
 
Я отмахивалась. Материнская тревожность. Разве могло быть что-то «нечисто»? Мы знали друг друга насквозь. Любили. Ждали малыша. 
 
Нашей Лизе исполнилось три месяца, когда я, протирая пыль на его столе, нашла договор купли-продажи на нашу новую квартиру. В графе «Покупатель» значилось имя его матери. 
 
Вечером, уложив Лизу, я положила бумагу перед ним: 
 
— Кирилл, объясни. Почему квартира на твою маму? 
 

Он вздохнул:
 
— Аня, подумай сама. Ипотека на пять лет. Ты в декрете, потом – больничные с Лизой. Платить буду я. А если… ну, вдруг развод? Отдавать тебе половину моего? Несправедливо. 
 
Горло сжало. 
 
— Твоего… честно заработанного? А мой вклад? Дни и ночи с твоей дочерью? Готовка, уборка, стирка? Это ничего не стоит? И если с тобой что случится – где мы с Лизой будем? На улице? 
 
Он фыркнул: 
 
— Звучит, как будто ты уже о разводе думаешь. Подозрительно. 
 
В тот момент не плакала. Где были мои глаза? Наутро, пока он был на работе, я собрала вещи. Мы с Лизой переехали к маме. 
 

Он звонил. Убеждал, кричал. Подключалась его мать – я вешала трубку. Мама гладила меня: 
 
— Я знала, дочка. Сердце не обманешь. 
 
Скандал грянул при разводе. Суд назначил Кириллу алименты на Лизу и на меня – до конца декрета. Он взбеленился: 
 
— Ты что, с ума сошла? Развелась из-за бреда, а теперь еще и драть с меня решила? Как я в тебе такое проглядел?! 
 
— Тот же вопрос у меня, Кирилл, — ответила я. — Только про тебя. 
 
Время пролетело в работе и заботах. Алименты помогали, но я подрабатывала удаленно, пока мама сидела с Лизой. Кирилл не интересовался дочерью. Лиза спрашивала о папе. Я отвечала уклончиво. 
 

Однажды, забирая Лизу из сада, я услышала сзади: 
 
— Аня? 
 
Оборачиваюсь. Кирилл. Постаревший, осунувшийся. Лиза испуганно прижалась ко мне. 
 
— Здравствуй, — говорю нейтрально. — Как жизнь? Как мама? 
 
— Умерла. Год назад. — Его голос был плоским. — Квартира досталась ее новому мужу. Мы не успели переоформить. Он выплатил мне долю по минимуму. И рад был. 
 
Я сдержала усмешку: 
 
— Теперь понимаешь, что я чувствовала тогда? 
 

Он махнул рукой: 
 
— Совсем другое! Я потерял свое, а ты хотела… 
 
— Мама, пойдем! — перебила Лиза, дергая меня за руку. 
 
— Кто это? — спросила она, когда мы отошли. 
 
Кирилл, опережая меня, бросил через плечо: 
 
— Никто, девочка. 
 
Я сжала ладошку: 
 
— Никто, солнышко. 
 

Шли прочь. Вопрос «Где были мои глаза?» снова мелькнул. Уже неважно. Теперь я знаю: если на первом свидании мужчина начинает осуждать «меркантильных» женщин – это красный флаг. Я вежливо извиняюсь, оплачиваю свой кофе и ухожу. Нормальные люди не выносят подозрения напоказ. Жизнь научила.