– Бабушкой станете, когда ваш сын сможет содержать семью, – ответила я на очередную колкость свекрови и перестала с ней общаться

Моя свекровь считала, что брак ее сына Максима — это и ее брак тоже. Она должна была знать все. И влиять на все. 

Три года. 365 дней умножьте на три. Примерно столько раз я слышала, что я — не та. Жить отдельно? Самоуправство! Работать допоздна? Забыла о долге жены! Заказать уборку или суши? Позор! Настоящая хозяйка все делает сама, и консервирует, и вяжет, и полы моет щеткой. 

Я старалась не замечать. Думала: пожилой человек, другие ценности. Максим поначалу вступался: 

— Мам, ну хватит, — говорил он, когда слышал очередную колкость. Но со временем сдался. — Алина, проигнорируй. Ее не переделаешь. Придется терпеть. 

Терпеть? Я верила, что можно договориться. Что обе стороны должны идти навстречу. Что ей нужно время, чтобы принять: ее сын теперь не один. 

Все рухнуло на ее юбилее. За столом, при всех, она громко спросила: 

— Ну что, Алина, когда внуков ждать? Или карьера дороже семьи? Все деньги на себя тратишь? 

Терпение лопнуло. Я встала. 

— Бабушкой вы станете тогда, когда ваш сын сможет содержать семью, а не жить на мою зарплату. А в этом гостеприимном доме, Елена Петровна, меня больше не увидите. 

И ушла. 

Максим пришел домой поздно, хмурый.

— Это был перебор, Аля. Мы же договорились игнорировать ее слова. 

— Я просила ее прекратить с этими вопросами, Макс! Двадцать раз! Публично! Если она не слышит — пусть общается с кем-то другим. 

— Ты знаешь, что она говорила потом? — его голос был напряженным. 

— О, представляю. 

— Час лекции о том, какой должна быть жена. И как мне не повезло. 

— И ты согласен? — спросила я прямо. 

— Нет, но… Она же моя мать! Я не мог просто уйти! 

— Не мог? Что ж. Тогда запомни: я туда больше ногой не ступлю. Даже не предлагай. 

Он молча кивнул. Молчание — знак согласия. 

…Прошло время. Я родила сына. Мир перевернулся. Радость была всепоглощающей. Но Елена Петровна не видела внука почти полгода. Пока однажды… Максим вернулся от нее странно молчаливым. Потом, избегая моего взгляда, пробормотал: 

— Может… сделаем тест ДНК? Мама говорит, в роддомах путают… Мало ли… 

— Зачем? — прошептала я, чувствуя, как все это мерзко. — Ты сомневаешься, что это твой сын? 

— Просто… на всякий случай. Не хотел делать за твоей спиной… 

— Спасибо, что предупредил, — сказала я. — Мне нужно подумать. 

Я подумала. Месяц. Я сделала тест. И подала на развод. Такой отец, который верит наветам больше, чем жене и собственному сердцу, не нужен моему сыну каждый день. Достаточно и воскресений. 

Максим ушел к матери. Поговаривают, теперь он целыми днями в виртуальных мирах. Елена Петровна клянется, что я подделала тест, что ее внук — не ее внук. 

А я нашла чудесную няню, вернулась к любимой работе. И коплю. Коплю на дом. Тот самый, о котором мечтала с детства. Только теперь — для нас двоих. Для меня и моего сына. Без чужих советов и разрушительных сомнений.