– Что ты застыла? Накорми меня чем-нибудь существенным! – приказала свекровь, пришедшая с утра пораньше к нам в гости

Выходной. Единственный за неделю шанс поспать хоть до восьми. Но в семь утра настойчивый стук выдернул меня из теплой постели. Взглянула на часы – вздохнула. Маргарита Павловна. Моя свекровь. За годы она выпила немало моей крови, но Сергей, слава богу, пошел в отца – доброго, порядочного человека. 

Открыла дверь. Она, минуя приветствие, сразу ворвалась в прихожую: 

— Господи, когда ты уже выспишься? Мужики дома, а ты дрыхнешь! Кто им завтрак готовить будет? 

— Маргарита Павловна, — голос мой был ровным, терпение годами шлифовалось, — зачем так рано? Век-то не каменный. Тостер, мультиварка. Сергей – бутерброды, Лёша и Стёпа – каша. 

— Не знаю, — сморщила нос. — Я всегда сама блинчики стряпала, оладушки. Кашу в кастрюле! Вы все обленились! Пешком не ходите, посуду руками не моете! 

Я пожала плечами: 

— Что плохого? Посудомойка – спасение. Кстати, огромное спасибо Геннадию Петровичу за подарок. 

Маргарита Павловна вспыхнула, как спичка. Они с бывшим мужем развелись лет двадцать назад, но имя его всё еще било током. 

— А-а! — всплеснула она руками. — Значит, Геннадий щедренький! Раньше-то за ним такого не водилось! 

Я молча представила свёкра: его новую семью, добрую жену Ларису, их детей. После нашей свадьбы мы сблизились. Он помог нам с квартирой – вложился, убедил купить просторное жилье. Вечная ему благодарность. Он не смог ужиться с Маргаритой Павловной, ушел, оставив Сергея. Сергей долго злился, слушая мать, но повзрослев, понял правду и возобновил отношения с отцом. А свекровь… она винила во всем меня. 

Она уже сидела за столом: 

— Ну и что ты застыла? Ждать, пока твои чёрствые бутерброды будут готовы? Я не завтракала! Накорми меня чем-нибудь существенным. Ужин остался? 

— Котлеты, — вздохнула я, мысленно прощаясь с планами на семейный перекус. 

— Ну так давай! Чего столбом стоишь? — крикнула она так громко, что я оглянулась на дверь. Дети не проснулись? Или не хотят выходить? Сергей тоже не появился. 

Она уплетала котлеты, брызгая ядом: 

— Это котлеты? Из чего? Из картона? Перца нет, чеснока нет! Безвкуснятина! — Доев четвертую, отодвинула тарелку. — Чаю свежего налей! Вторяк не пью! 

Ей было плевать на внуков. Лёшу, похожего на меня, она подозревала в «ненастоящем» родстве, шептала гадости соседкам. Сергею пришлось жестко ставить её на место. Стёпа, копия отца, был «нашей породы». Валентина, её дочь, жила в страхе с детства. Маргарита Павловна и её не любила, жалела, что родила. 

Она допила чай и снова начала: 

— Не пойму, за какие грехи мой сын тебя получил? Ленивая, нерасторопная! На шею села! 

— Я всё замечаю, мама, — раздался у двери голос Сергея. Он вошел, решительный. — У меня лучшая жена и семья. Жаль, тебе этого не понять. Ты никогда не умела делать семью счастливой. 

— Что-о-о?! — взвизгнула она. — Ты своей матери такое говоришь?! Бессовестный! Это она тебя настраивает! — Ткнула пальцем в мою сторону. 

Сергей усмехнулся: 

— Нет, мама. Это только ты. Извини, я вызову такси. У нас другие планы на выходные. 

Она остолбенела. Я смотрела на мужа – его терпение лопнуло. Свекровь вскочила, торопливо собралась. Минута – и она исчезла. Сергей тяжело опустился на стул. 

— Ну почему она такая? — спросил он устало. 

Я обняла его. 

— Я тебя люблю. 

Прошло три месяца. Тишина. Она не звонит, не приезжает. Не расстраиваюсь. Дети не вспоминают. Сергей говорит, она теперь донимает Валентину. Жаль золовку, она не сможет дать отпор, как Сергей. Маргарита Павловна, конечно, во всем винит меня. «Подобрали замухрышку! Бессовестная!» – доносят добрые люди. Но я не злюсь. Она наказана. Её не хочет видеть сын. Скоро и дочь отвернется. Я в этом уверена. А у нас – наконец-то покой.