Есть наши деньги, а есть мои личные – вот их я и потратил, – невозмутимо сказал мне муж

Вечером я разбирала сумку после работы. Дверь щелкнула – Сергей вернулся. Не просто вернулся, а влетел с огромным пакетом из элитного спортивного магазина. 

— Привет, — кинул он, сияя. — Зацени! 

Достал горнолыжные ботинки. Новенькие, блестящие, с какими-то хитрыми застежками, которые кричали одним словом: «Дорого!». Мои старые, залатанные ботинки, ждавшие своего часа на балконе, нервно поежились в углу сознания. 

— Красивые, — сказала я. — Сколько? 

Сергей махнул рукой, все еще любуясь покупкой. 

— Да нормально. Главное – технологичные, для новых трасс в Альпах в этом году. Мечтал же! 

— Сергей, сколько? — повторила я. Мы только обсуждали, что нужно копить на новую стиральную машинку. На репетитора для сына. На отпуск, который хоть как-то напоминает отдых, а не выживание. 

Он оторвал взгляд от ботинок. Увидел мое лицо. Сияние чуть померкло, сменившись легким раздражением. 

— Ну, около полтинника, — буркнул он. — Но это не из общих! Не волнуйся. Есть наши деньги, а есть мои личные – вот их я и потратил, — произнес он тоном, полным непоколебимой уверенности. 

В этом ответе было столько презрения к нашему общему быту, к моим «сбережениям» из остатков зарплаты после оплаты счетов и продуктов, к нашим общим целям, которые вдруг стали только моими. 

Вся усталость, все напряжение дня перешло в ярость. 
— Ах, вот как, — начала я. — Личные. Очень интересно. Просвети меня, дорогой, откуда берутся эти твои «личные» деньги? Это та часть зарплаты, которую ты получаешь, пока я забираю детей из сада и школы, пока готовлю ужин, пока стираю твои носки? Или это премия, которую ты заработал, зная, что твой ребенок накормлен, одет и уроки сделаны, потому что кто-то здесь этим занимается вместо карьерного рывка? Может, это наследство, которое ты получил, пока я три ночи не спала у постели твоей больной матери? 

Не дав ему ответить, я продолжала. 

— Нет, подожди. Ты сказал – «личные». Значит, по твоей логике, есть и мои личные? Отлично. Давай считать. Моя зарплата – моя личная. Моя премия – моя личная. А все, что касается дома, детей, еды, коммуналки – это «наши» расходы. Значит, будем платить пополам? Ровно половину. Или ты считаешь, что мои «личные» деньги – это те крохи, что остаются после оплаты всего «нашего», а твои – священная корова, на которую можно купить себе игрушку в 50 тысяч, пока я коплю на стиралку? 

Я подошла ближе. Он отступил, держа злополучные ботинки, как щит.

— Твои «личные» деньги, Сергей, существуют только потому, что есть «наши» усилия. «Наши» жертвы. «Наша» жизнь. Разделять их – это не взрослый поступок. Это уровень детского сада: «Мое! Не тронь!». Так что можешь оставить свои ботинки. Но с завтрашнего дня мы садимся и составляем реальный общий бюджет. Где у каждого будут равные права на личные траты. Равные. Или тебе действительно нужен раздельный счет на все? 

Он молчал. Сияние окончательно погасло. Вместо него на лице читалось замешательство и стыд. Ботинки вдруг выглядели просто куском пластика и кожи. Очень дорогим и совершенно ненужным прямо сейчас. 

— Я… — он кашлянул. — Я, пожалуй, пойду… уберу их. 

Он шаркнул ногами, уходя в коридор. Я осталась стоять среди привычного уюта, который вдруг показался хрупким. Но внутри горел не гнев, а уверенность. Теперь слова «личные деньги» больше не прозвучат в этом доме без оговорок. Пора взрослеть. Нам обоим.