Хочешь вернуться в свою деревню? Могу устроить! — закричал муж

Меня зовут Варвара. Я родилась в городе, но выросла в деревне у бабушки — родители, вечно занятые на заводе, отправили меня туда в шесть лет. Там я научилась доить коров, топить печь и не бояться тяжелой работы. В восемнадцать уехала обратно в город, устроилась продавщицей в магазин, снимала угол в коммуналке. Там и встретила Виталия. Он приехал из соседней деревни, без денег, связей, даже чемодана — только потрепанный рюкзак и упрямый блеск в глазах.  

Я помогла ему встать на ноги. Отдала свои сбережения на курсы водителя, кормила обедами, которые он уносил на стройку в контейнерах.

Ночью стирала его пропитанную цементом одежду, а утром слушала, как он клянется, что «когда-нибудь мы заживем». Через три года он открыл свою фирму по перевозкам. Купили квартиру, машину. А потом он стал другим.  

Сначала это были мелкие уколы: «Ты бы хоть платье новое купила, а то как из деревни», «Не понимаешь ты в бизнесе, не лезь». Потом — откровенные упреки. Если я просила помочь с ремонтом, он смеялся: «Самой слабо? Я тебя, что, ради этого содержу?» А если напоминала о прошлом, отмахивался: «Ну и что? Ты думаешь, я тебе всю жизнь должен кланяться?»  

В тот вечер я сидела на кухне, разбирая квитанции. Виталий вернулся пьяный.  

— Опять эти бумажки? — скривился он. — Ты бы лучше ужин приготовила, а не в копейки играла.  

— Ужин в холодильнике, — ответила я ровно. — Разогрей.  

Он грохнул кулаком по столу:  

— Я на работе пашу, а ты даже нормально приготовить не можешь! Хочешь вернуться в свою деревню? Могу устроить!  

Я подняла голову, смотря ему прямо в лицо. Вспомнила, как он, голодный и злой, приползал ко мне с ночной смены, как дрожал от страха, когда брал первый кредит на грузовик. Как благодарил, обнимая за талию: «Ты мой ангел, Варя». 

— Хорошо, — сказала я тихо. — Устрой.  

Он замер, будто не расслышал:  

— Что?  

— Ты прав, — продолжала я, вставая. — В деревне мне было проще. Там я знала, что корова не забодает, если за ней ухаживать. А люди... люди иногда забывают, кто их кормил, когда они скулили от голода.  

Он засмеялся истерично:  

— Ты что, серьезно? Куда ты пойдешь? Денег у тебя нет.  

— Были, — поправила я. — Но я потратила их на того, кто этого не стоит.  

Виталий побледнел. Впервые за годы я видела в его гласах не злость, а страх. Страх человека, который понимает, что его сила — лишь мишура.  

— Варя... — начал он, но я уже вышла в комнату.  

Собирала вещи молча. Он стоял в дверях, бормоча что-то о «женских капризах», но голос его дрожал. Когда я наклонилась за чемоданом под кроватью, он вдруг схватил меня за руку:  

— Ты с ума сошла? Я же не всерьез!  

Я вырвалась. Его пальцы оставили красные полосы на запястье, но боль была приятной — как щелчок, выводящий из сна.  

— А я всерьез, — сказала я. — Когда-то я думала, что мы вместе. Но ты решил, что твои деньги дают право топтать меня. Прости, но я не корова, чтобы терпеть, пока хозяин бьет ногами.  

Дверь захлопнулась громче, чем его крик «Остановись».  Поезд  везет меня обратно к бабушкиному дому. В кармане — пять тысяч рублей и номер подруги, которая зовет работать в швейную мастерскую. Страшно? Еще как. Но то, что я оставила, то, во что он превратился, страшит больше.