Когда мой муж тяжело болел, свекровь вела себя как ни в чем не бывало и хотела отдохнуть за его счет

Мы с Димой жили счастливо. У нас получилось раньше срока выплатить ипотеку, а также мы растили Злату и Игоря, наших двоих замечательных детей.

Все шло гладко до момента, пока Дима не стал жаловаться на здоровье. Его слабость нарастала, он худел. На глазах.
Когда муж обследовался, диагноз ему поставили тяжелый. Оказалось, что у него онкология третьей стадии.

- Это лечится, - заверил нас доктор, - но времени терапия потребует много.

Дима не мог работать, получал какие-то копейки, будучи на больничном. И по клиникам разным мы ездили на процедуры. Лечили мужа бесплатно, но какие-то препараты нам все равно приходилось покупать.

Нам часто звонили друзья и родственники. Предлагали помощь. Порой мы принимали ее, но все же старались обходиться своими силами.

Только Марина Тимофеевна, мама Димы, предпочла не принимать реальность. Она знала про болезнь сына, но никак не учитывала ее.

Свекровь жила обычной жизнью, не переживала ни за что и ни за кого. Это равнодушие обижало и меня, и Диму. Но я не навязывалась этой даме. У меня всегда были напряженные отношения с Мариной Тимофеевной.

Диме становилось то лучше, то хуже. Врачи не давали никаких определенных прогнозов. Они говорили общие фразы, из-за чего волнение у меня нарастало.

Также я переживала из-за финансового положения нашей семьи. Работала только я, моих денег хватало с трудом. А нужно было не только Диму лечить, но и детей поднимать. Им тоже несладко пришлось.

Я видела, что и муж беспокоится, но только утешить его я не могла ничем. Он и не просил об этом.

Однажды Марина Тимофеевна позвонила Диме. Она была бодрой и веселой. А муж в тот день не очень хорошо себя чувствовал.

- Сынок, я тут в санаторий собираюсь ехать, но мне не хватает 30 тысяч на путевку. Ты не добавишь мне?

- Мама, я бы рад, но у нас самих денег в обрез.

- Я знала, что ты – эгоист. Теперь ты болеешь, поэтому есть, чем прикрыть это качество.

Мне было странно слышать, что мать может так с больным сыном разговаривать. А вот у Димы после слов Марины Тимофеевны включилось рациональное мышление. Он позвал меня для разговора.

- Я знаю, что со мной может случиться самое худшее, - сказал супруг. – И поэтому я хочу подарить тебе все имущество, что у меня есть. А у меня, как ты знаешь, имеется доля в маминой трешке.

Нотариуса мы вызвали на следующий же день. Дима подписал договор дарения, после чего я стала собственницей его половины квартиры.

Об этом событии я сказала маме, а она уже, хоть я и просила ее молчать, поведала Марине Тимофеевне новость.

Свекровь тут же примчалась к нам. Она стала требовать все отменить, кричала, что сын не имел права так поступать.

- А Вы имели право просить у него деньги на санаторий? – спросила я. – Вы же знали, в каком он тяжелом положении и состоянии.

В этот момент в прихожей появился Дима. Он сказал маме, что его решение осознанное, что он принял его сам.

- Если тебе не нравится, что моя жена стала собственницей половины квартиры, то она может ее продать или тебе, или первому встречному. Выбирай.

- У меня нет денег, чтобы купить эту долю! Так бы я давно это сделала.

Марина Тимофеевна ушла, потому что поняла, что менять мы ничего не планируем. И на какое-то время разговоры о квартире прекратились.

Через несколько месяцев мы получили прекрасные новости от врачей. У Димы наступила ремиссия. Он стал хорошо себя чувствовать, смог вернуться к работе.

Марина Тимофеевна узнала об этом, снова заговорила про квартиру.

- Не хочу ничего делить с невесткой. Выкупайте мою долю, а я на эти деньги куплю себе однокомнатную квартиру.

Мы с Димой обсудили такой вариант, пришли к выводу, что мы вполне можем взять кредит, купить вторую половину трехкомнатной квартиры.

Так мы и сделали. Марина Тимофеевна получила свои деньги, потратила их на однушку. У нее даже на мелкие ремонт сумма осталась. После этого она про нас не вспоминала до тех пор, пока ей опять не понадобилось ехать в санаторий.

В этот раз Дима тоже отказал матери. Но сделал он это не из-за того, что у него не было денег. Он не хотел общаться с человеком, который оставил его в самый тяжелый период в его жизни.