– Когда ты подаришь мне квартиру? Я ее заслужила, – без тени смущения сказала свекровь

Три месяца Галина Сергеевна была неузнаваемой. Улыбалась вместо привычного брюзжания, молчала там, где раньше язвила, и появлялась с гостинцами, а не с упреками. Эта сладкая атака пугала меня сильнее пятнадцати лет прохладного сосуществования. Я знала – за маской идеальной свекрови таится подвох. И интуиция не подвела. 

Все началось с вечернего чая. Андрей, мой муж, ковырял ложкой в варенье. 

— Опять маме перевел немного, — пробормотал он, не глядя на меня. — Говорит, пенсии не хватает. 

— Серьезно? — я поставила чашку. — На что? Прошлые уже потратила? А помогла ли она нам хоть раз, когда дети болели или ипотека душила? Ноль! Только моя мама носилась, как угорелая. 

Андрей вздохнул, привычно уходя в глухую оборону. Споры о его матери были фоном наших семейных лет. Она – вечно занятая дама, чья жизнь состояла из хора, выставок и срочных, неизвестно кому нужных, дел. Ее редкие визиты – это лекции о моих кулинарных провалах и педагогической несостоятельности. Андрей, ее единственный сын, воспитанный в атмосфере вечного долга, лишь отмахивался: «Она же пожилая». 

А потом – метаморфоза. Пироги. Звонки. Приглашения на ужины. «Приходите, Оленька, я ваш любимый рыбный пирог испекла!» Андрей радовался: «Видишь, одумалась!» Я же чувствовала подвох. Люди так кардинально не меняются. За этим стоял расчет. 

В то воскресное утро звонок прозвенел на рассвете. 

— Оля, милая! Пирожок с треской только из духовки! Бери контейнер побольше и лети! Важный разговор есть! — голос Галины Сергеевны звенел неестественной сладостью. 

Нехотя, я поехала. Важный, так важный. В ее квартире пахло рыбой. Она суетилась, наливая чай. 

— Проходи, проходи! Контейнер давай, тепленькое заверну. Андрюша дома? 

Я протянула контейнер. Она взяла его. 

— Располагайся, сейчас чайку попьем. 

— Что за разговор, Галина Сергеевна? 

— Да вот, все жду, когда ты подаришь мне ту свою квартиру, что от бабушки досталась. Я её заслужила, — выдохнула она, сверля меня взглядом. 

Я замерла. 

— Подарить? — прошептала я. — За что? Чем заслужили-то? 

— Как за что?! — она фыркнула. — Три месяца терплю вас! Кормлю, как на убой! Ни слова поперек! Вот чем! 

Сдавленный смех вырвался у меня наружу. 

— А пятнадцать лет игнорирования и упреков – это бонус? Квартира стоит пары десятков пирогов? — я еле сдерживала хохот. 

Галина Сергеевна побагровела. 

— Неблагодарная! — зашипела она. — Всегда знала, Андрей мог лучше найти! 

Она отшвырнула контейнер. 

— Тебе тут больше не место! Марш отсюда! Чтобы духу твоего не было! 

Я развернулась и вышла. Смех душил меня на лестнице. Вот так свекровь! Подвох нашелся. Гротескный, жадный, но наконец-то явный. 

Рассказала Андрею. Он был в шоке. Попытки поговорить с матерью разбились о глухую стену ее обиды и уверенности в своей правоте. Теперь ее редкие звонки – поток жалоб, в основном на мою «черную неблагодарность». 

Но стало спокойнее. Маски сброшены, игра окончена. Никаких больше сладких ловушек. Жизнь потекла своим чередом – работа, дом, планы на дачу, мечты об отпуске. Без Галины Сергеевны и ее пирогов с двойным дном. Иногда я вспоминаю тот последний пирог. И смеюсь. Лучше уж честная вражда, чем фальшивая дружба.