Мама оберегала ее от стрессов, а вырастила не приспособленного к жизни бесполезного человека

До сих пор она стоит перед глазами: зареванный цыпленок с белым пушистым хохолком. Через тонкие растрепанные волосенки беззащитно просвечивает розовая кожа. «Цыпленок» рыдает, уткнувшись раскрасневшейся мордочкой в тугой мамин бок, и цыплячьи ее слезки градом летят в разные стороны.  И верно: яркую эту картину сложно забыть.

Тосе было тогда пять лет, нашей веселой девчачьей компании – по семь. Мы жили в нашем дворе с рождения, и наш «спаянный» коллектив зорко следил, чтобы «на территории» не было чужаков. А если они появлялись, мы сразу проводили «проверку», нужен нам в «банду» такой новый товарищ, или нет. Тося (на самом деле ее звали Антонина) оказалась новенькой в нашем дворе. Она робко появилась в месте «дислокации» наших игр, и мы грубо прогнали ее как чужака. Громко, с позором выпроводили ее, типа, нечего «неместным» тут шляться, мы здесь – «хозяева».

С громкими рыданиями «небоец» Тося покинула поле «боя», побежав за мамой. Мама у Тоси работала где-то в органах, поэтому в этой ведомственной квартире на первом этаже люди в погонах менялись часто. На сей раз ее заняла семья военных – Тося, ее мама и старенькая бабушка. Эта семья была очень примечательной. Теперь-то, когда я выросла, могу анализировать: Тосину маму ее мама родила, вероятно,  лет в сорок, и Тосю мама-военная родила тоже очень поздно. Поэтому бабушке Тоси было уже за 80. И обе старшие «Тосины женщины» казались нам глубокими старухами, к тому же маму Тоси мы побаивались. Все же в погонах женщина!

- Девочки! Это - Антонина! Мы теперь живем в вашем доме, прошу не обижать.  – Строгая Тосина мама в погонах зачем-то говорила очевидные вещи. Ведь Тося могла за себя постоять, ну, хотя бы сказать нам это же - но сама. И мы бы сразу приняли ее в свои игры. Но уклад семьи Тоси был такой: ребенку не надо лишних стрессов. Тогда наша компания впервые услышала это странное слово: «стресс». Его значения мы не понимали, но теперь знали: наша новая подружка под надежной защитой, и обижать ее нельзя.

Конечно, Тося почти сразу влилась в наш сопливый коллектив дошкольниц, мы все дружили и различий уже не делали. Но странность в семейных отношениях резко бросалась нам в глаза. Нас воспитывали по-иному, и в семь лет мы могли и суп разогреть, и чайник на газовую плиту поставить. А в десять многие из нас готовили полноценный обед для приходивших на этот обед с работы отцов.        

У Тоси отца не было. Лишь один раз за все время он навестил бывшую семью. После его визита заплаканная мать Тоси долго смотрела в окно – вслед мужчине. Разгоревшиеся ее щеки алели даже сквозь двойные рамы окна, а взгляд был полон тоски. Это было видно даже нам, малышам. 

Мать Тоси уходила на работу на целый день. Бабушка была уже очень старая, и мать оставляла Тосе суп в термосе с широким горлом – тогда впервые в жизни я увидела так называемый «суповой» термос. Такой же, но поменьше был для чая. Если мы случайно приходили в обеденное время, наша подружка не стесняясь, открывала все термоса и обедала. Нас она никогда не угощала. Нам же все это было непривычно и странно. Мы решили, что мать так оберегает дочку от «стрессов». Газ опасен, спички -  тоже. Денег у Тоси никогда не было, поэтому она не участвовала в наших импровизированных  дворовых пикниках и походах за мороженым и квасом в бидончиках. Мы прощали Тосе все ее странности и по-своему полюбили ее за незлобный нрав и какую-то особенную цыплячью беззащитность.

Правда, наши ехидные матери иногда посмеивались над мамой Тоси: «Сама мужика не удержала, и из девчонки неизвестно кого растит. Неженка и белоручка!» Так и привязалось к ней прозвище: «Тося-Белоручка». Прожив лет десять в нашем доме, семья уехала. Бабушка к тому времени умерла,  мать Тоси вышла на пенсию. Вскоре и остальные наши подружки по детским играм расстались со старым домом. 

Встретила я Антонину спустя лет тридцать пять. Причем я бы никогда ее не узнала, а она окликнула меня на улице.  Я оглядела ее: все тот же беззащитный белый пушок на голове, розовая кожа, синий взгляд. Выглядела подружка моего детства намного моложе своих лет. 

Мы зашли к ней домой, оказалось, она рядом живет. Меня поразило все: тот же быт семидесятых-восьмидесятых лет, те же вещи, обстановка. Кажется, и диван в углу стоял тот же, и даже металлический термос «в клеточку»! 

Но Тося, казалось, не стеснялась убогости обстановки. Она поведала, что замужем не была, детей нет. 

- Мама всегда говорила: «Тося, живи без стрессов! Зачем тебе какой-то чужой мужчина в твоем же дом? Ему надо готовить, стирать носки, плакать по ночам от его пьяных выходок или измен», - грустно и покорно вспомнила Тося слова своей покойной мамы.  

В общем, после школы Тося сразу пошла работать – мама устроила ее куда-то секретаршей. Учиться? Нет, это - стресс и расстройство.    Работы моя давняя знакомая меняла как перчатки, ее то «обижали», то над ней «смеялись», ее «подсиживали» и «травили». К чаю у Тоси ничего не нашлось, и она предложила: 

- Слушай, а пошли в столовую? Я все время туда хожу, она рядом, меня там знают. 

Я снова вспомнила злополучный термос Тосиной мамы, суп в игрушечной тарелке, стремление жить легко, без стрессов и особых стремлений. Не хотелось обижать Тосю, и  я не сказала, что за 25 лет семейной жизни мой муж ни разу не ходил по столовым. 

Жизнь моя была всегда полна стрессов, больших нагрузок и нервных трат. Но никогда бы ее не променяла ее вот на такую убогость, жизнь без цели и без близких. Это же полная тоска! Но – без стрессов и потрясений.