Мама попросила меня присматривать за братом, я не знаю, как тащить этот крест на себе.

Знаете, я, кажется, сдаюсь. Срываю с себя этот ярлык «хорошей дочери» и «ответственной сестры». Я устала держать обещание, которое дала маме. Да, я, наверное, ужасная дочь, и где-то там, на том свете, с меня за это спросит строгий суд, но… сил моих больше нет. Просто нет.
Мама умерла, когда мне было двадцать, а брату Вадиму — всего шестнадцать. Она угасала от рака медленно и мучительно, поэтому успела всё обдумать и раздать последние напутствия. Помню, как она сжала мою руку своими худыми, холодными пальцами и посмотрела так пронзительно, что забыть этот взгляд невозможно.
- Доченька, — прошептала она, — обещай мне одно. Присматривай за Вадькой. Без тебя он… он пропадет. Совсем пропадет. Обещай мне.
Что я могла ответить? Конечно, я сквозь слезы прохрипела: 
- Обещаю, мам. Обещаю.

И вот уже десять лет я это обещание тащу на себе, как каторжник — свою колоду. А тащить было ой как нелегко! Вадимка еще при маме был тот ещё фрукт — вечные гулянки, прогулы, первые посиделки с сигаретами за гаражами. А как мамы не стало — его вообще понесло. Школу забросил, потом колледж, какие-то сомнительные дружки, постоянные звонки из полиции…
Я бегала, отмазывала, умоляла, ругалась. Бывало, притащу его домой пьяного, а он на меня смотрит стеклянными глазами и бубнит: 
- Отстань ты от меня, геройша. Сама разберусь.
Один раз вроде бы наладилось. В техникум пошел, даже пару месяцев отзанимался. Я уже позволила себе выдохнуть: ну всё, пронесло, мой братик остепенился. Ан нет! Через полгода опять сорвался. Друзья новые, ещё более «качественные». Деньги из моей сумки начали пропадать, потом и вещи из дома потихоньку исчезать. А потом он и вовсе съехал. Сказал, что я ему «жизнь мозги компостирую».
Искала его, конечно. Нашла через полгода. Дверь открыла, а на пороге стоит… нет, не человек. Тень. Грязный, худющейший, воняющий перегаром и немытым телом. Сердце у меня сжалось в комок. Ну как не впустить? Опять отпаивала, откармливала, к врачам водила.

Был момент, когда он нашел себе девушку и переехал к ней. Я так надеялась! Думала, ну вот, остепенился, любовь его спасет. Но нет. Оказалось, они вдвоем прекрасно бухали. А когда деньги кончились, она его просто выставила на улицу. И он снова приполз ко мне.
Потом была история с квартирой. Наша двушка, мамино наследство. Вадим пришел в себя и завел разговор: 
- Сестренка, давай продадим и разъедемся. У каждого своя жизнь будет. 
Я сопротивлялась, ведь это наш общий дом, последнее, что от мамы осталось. Но он настоял: 
- Ты что, мне не доверяешь? Я же взрослый мужик!
Продали. Деньги поделили. Я взяла ипотечную однушку в том же районе, а он… Он забрал свою пачку денег, сменил номер и исчез. На два года.
А вчера… Вчера был кульминационный пункт моего марафона по спасению утопающего, который сам не хочет, чтобы его спасали. Раздаётся звонок в дверь. Смотрю в глазок — а там два пьяных столба. Один из них — мой брат. Лицо опухшее, глаза мутные. Второй — какой-то тип, которого я вижу впервые.

Вадим тычет пальцем в дверь и орет: 
- Сестра! Открывай! Это я, родной брат! Пусти переночевать!
Я не открыла. Просто прислонилась лбом к холодной двери и молча плакала, пока он орал и бил кулаком по металлу. Сегодня он пришел с другим «другом». Снова крики, снова угрозы. Разошлись только тогда, когда наши соседи пригрозили полицией.
И я поняла. Всё. Финиш. Я больше не могу. Я продам эту квартиру, закрою ипотеку и уеду очень далеко. Туда, где он меня не найдет. Пусть это делает меня плохой дочерью. Но я хочу, наконец-то, пожить жизнью хорошего, спокойного человека. Для себя.