Мама сходила к экстрасенсу и теперь намерена спасти меня от собственного мужа

Мама всегда верила в то, что нельзя видеть. Гадалки, астрологи, шаманы с рекламных листовок — её «консультанты» на все случаи жизни. Когда я в шестом классе сломала руку, она водила меня к женщине, которая «снимала сглаз» куриным яйцом. Когда отец ушел к другой, неделю вылизывала квартиру солью. Но после того как я вышла замуж, её суеверия умолкли. До вчерашнего дня.  

Мой муж Кирилл — программист, человек с калькулятором вместо сердца. Мы познакомились на курсах испанского, поженились через год. Он не дарил цветов, зато чинил мой ноутбук в два ночи. Не говорил о вечной любви, но вписал меня в страховку. Мама называла его «надежным», пока не встретила ту, что видит «ауры».  

Сидя за чаем с бергамотом, мама вдруг объявила:  

— Он тебя погубит.  

Я удивилась:

— Кто?  

— Твой Кирилл. Я ходила к Вере — ты помнишь, я рассказывала? Она увидела, что у него «черная нить» на сердце. Это значит…  

Я не дослушала. Значит, он предаст, ударит, украдет? Кирилл, который три года хранил в кошельке фото с  нашего первого свидания? Который вчера вернулся с ночной смены и молча гладил мои волосы, пока я засыпала?  

— Мама, хватит.  

— Ты не веришь?! — она вскочила. — Вера сказала, что до лета случится беда! Ты должна уйти!  

Раньше её пророчества касались только меня. Теперь они угрожали тому, кого я выбрала.  

Вечером я проверяла Кирилла. Не телефон — он всегда оставлял его на столе. Не почту — пароли знала я. Искала то, во что не верила: следы измены, скрытые долги, признаки «тьмы». Нашла только список напоминаний: «Купить Лене витамины», «Починить кран».  

Мама не сдавалась. На следующий день принесла пакет с травами:  

— Клади ему в еду. Очистит энергетику.  

Я выбросила их в мусорку, пока она не видела.  

В среду позвонила её знакомая «ясновидящая». Голос настойчивый, как у телепродавца:  

— Ваш муж связан с темными силами. Нужен обряд.  

Я бросила трубку. Кирилл, услышав обрывки разговора, спросил:  

— У тебя всё в порядке?  

Я хотела рассказать, но испугалась его логики. Он потребовал бы действий: сходить к психологу, ограничить общение с мамой. А я не была готова рвать последние нити.  

Вчера мама приехала опять. Застала Кирилла одного. Когда я вернулась с работы, он сидел за столом с лицом человека, которого обвинили в убийстве.  

— Твоя мать предложила мне деньги за развод.  

На столе лежал конверт с ее почерком: «На новую жизнь».  

Я мчалась к ней, не замечая красных светофоров. В голове стучало: как она посмела? Как решилась?  

— Ты разрушаешь мою семью! — крикнула я, врываясь в квартиру.  

Она сидела перед телевизором, где гадалка в перьях вещала о «кармических долгах».  

— Я спасаю тебя, — прошептала она, не оборачиваясь.  

Впервые за сорок лет я увидела в ней не всесильную мать, а испуганную девочку. Ту, которую бросил отец. Ту, что так и не научилась доверять миру без подсказок «свыше».  

— Мне не нужно спасение, — сказала я тише. — Мне нужно, чтобы ты поверила в мой выбор.  

Мы молчали. На экране гадалка махала руками, словно тонула.  

Сегодня утром Кирилл положил конверт мне на стол:  

— Отдашь ей?  

Я убрала деньги.  

Мама пока не звонит. Возможно, ищет нового пророка. А я продолжаю жить без её страхов.