– Мне надоело делиться своими деньгами, – заявил муж, – давай каждый будет платить за себя
Всё началось с невинного ужина в нашем любимом кафе. Сергей отодвинул тарелку, посмотрел на меня поверх бокала вина и произнёс:
— Мне надоело делиться своими деньгами. Давай каждый будет платить за себя.
Мы женаты пять лет. Пять лет общего бюджета, совместных поездок и спонтанных подарков «просто так». Сергей всегда ворчал, что я трачу слишком много на книги, а я подшучивала над его коллекцией дорогих гаджетов. Но мы никогда не считали копейки.
— Ты серьёзно? — спросила я, пытаясь поймать его взгляд. Он уставился в окно, где дождь стучал по асфальту.— Да. Я устал чувствовать себя кошельком.
Первые недели я пыталась шутить. Когда мы зашли в магазин за продуктами, я протянула ему половину чека:
— Твои огурцы, мои помидоры.
Он молча отсчитал купюры. Его пальцы были холодными, когда отдавал деньги.
Постепенно наш дом наполнился тиканьем невидимых счётчиков. Сергей установил приложение для учёта общих расходов: свет, вода, интернет. Каждое воскресенье мы садились за стол и выверяли цифры до копейки.
— Ты на прошлой неделе трижды принимала душ дольше десяти минут, — как-то сказал он, тыкая в экран. — Должна доплатить за перерасход.
Я смотрела на его лицо, которое когда-то целовала в веснушки, и не узнавала его. Теперь это было лицо бухгалтера, высчитывающего амортизацию любви.
Наш юбилей мы «отметили» в пиццерии. Сергей заказал две маленькие пиццы вместо одной большой.
— Чтобы не делить, — пояснил он.
Я смотрела на расплавленный сыр, вспоминая, как год назад он принёс мне розы в офис. Тогда он сказал, что цветы — это глупая трата, но купил их, потому что я люблю. Теперь он экономил даже на салфетках.
— Ты помнишь, как мы ночевали в палатке у озера? — спросила я, пытаясь вернуть хоть каплю тепла. — Тогда ты отдал мне последний бутерброд.
— И потом три дня болел живот от голода, — буркнул он. — Сентиментальность — роскошь.Он говорил о деньгах. Но мне вдруг стало ясно: мы говорим о чём-то большем.
Перелом случился в день моего рождения. Утром я нашла на столе конверт. Внутри лежала открытка с котиком (раньше он терпеть не мог этих глупых картинок) и... половина купюры в пять тысяч.
— Вторая часть — мой подарок, — объяснил Сергей за завтраком. — Ты же хотела новое пальто?
Я смотрела на порванную банкноту, и что-то внутри оборвалось. Это было не про деньги. Это было про то, как он разорвал пополам наше «мы».
— Я не хочу пальто, — сказала я. — Хочу, чтобы ты снова видел во мне жену, а не соседа по коммуналке.
Он долго молчал.— Ты не понимаешь. Я должен контролировать...
— Что? — перебила я. — Страх? Одиночество? Или то, что ты разлюбил, но боишься признаться?
Я увидела в его глазах не расчет, а боль.
— Я не хочу быть должным, — прошептал он. — Если мы всё поделим, то... если ты уйдёшь, мне не будет так больно.
Я поняла, что мы оба всё это время платили за себя. Он — страхом, я — надеждой. И счет давно не сходился.
Мои чемоданы стоят у двери. Сергей молча положил на стол деньги — его половину за последний месяц аренды квартиры.Возможно, однажды он поймёт: нельзя разделить смех над глупым анекдотом в два часа ночи. Нельзя посчитать, сколько я заплатила за его улыбку, когда он болел гриппом. Нельзя взять пополам тишину, которая теперь будет жить в его сердце.
Я оставляю ему на столе разорванную пятитысячную купюру. Пусть собирает.
Комментарии 16
Добавление комментария
Комментарии