Муж метался между мной и матерью, которая считала, что мои городские замашки портят жизнь ее сыну

Я сидела на кухонном стуле, вжавшись в его спинку, и пыталась дышать глубже, как учили на курсах. Живот тяжелым якорем тянул меня вниз. А вокруг бушевала буря. 
 
— Не смей мне указывать, как растить моего ребенка! — мой голос сорвался на визг. — Это моя жизнь! 
 
— Твоя? — холодно усмехнулась Галина Степановна, моя свекровь. — Моему Диме только тридцать исполнилось, а ты его уже в петлю втянула своими городскими замашками. Хватит кукольничать! 
 

— Мам, давай успокоимся, — робко пробормотал Димка, но его никто не слушал. 
 
— Замашки? — я сжала кулаки, чувствуя, как дрожат пальцы. — Я не хочу, чтобы мой сын рос в забытом богом поселке, где даже аптеки нормальной нет! 
 
— Зато воздух чище, и молоко свое, а не эта ваша химия! — отрезала она. — Для младенца нет ничего лучше. 
 
Все началось с ее «доброго» предложения. Она приехала месяц назад, уселась в нашем уютном кресле и объявила: 
 
— Димочка, я все обдумала. Молодые, неопытные, с малышом намучаетесь. Перебирайтесь ко мне. Просторно. 
 

Дмитрий тогда растерянно посмотрел на меня: «Мама, мы не планировали…» Но ее уже было не остановить. Она развернула настоящую осаду. Каждый звонок — это скрипучий голос в трубке: «А акушерка у нас, Лидия Алексеевна, она всех детей в округе приняла!», «Игрушки какие у вас дорогие, а у Марьи Иванны с третьего подъезда целый сундук добра лежит!». 
 
Она предлагала мне променять будущее на печное отопление и колодец. 
 
В тот день она явилась без предупреждения, волоча за собой огромную коробку. 
 
— Вот, распашонки, — вытряхнула на диван охапку жесткого ситца. — И коляска у соседки без дела стояла. Немного потертая, зато бесплатная! 
 
Я смотрела на этот музейный экспонат и понимала — это война. 
 

Апофеозом стал ее визит с той самой Лидией Алексеевной, пожилой женщиной с потрескавшимися от работы руками и саквояжем образца семидесятых. 
 
— Давайте-ка, голубушка, посмотрим на дитятко, — она потянулась ко мне, и меня бросило в холодный пот. 
 
— Спасибо, у меня есть врач, — я отшатнулась. 
 
— Не упрямься, — голос свекрови зазвенел сталью. — Лидия Алексеевна – специалист с огромным стажем. 
 
Я посмотрела на Дмитрия. Он стоял в дверном проеме и молчал. В тот миг я осознала всю глубину своего одиночества. Это был мой ребенок, моя жизнь, но не мой выбор. 
 

— Нет, — сказала я. — Я не дам себя трогать. Уходите. 
 
После их ухода я рыдала, запершись в ванной. Дмитрий стучался, что-то говорил сквозь дверь о «лучших побуждениях». Но я слышала лишь предательство в его молчании. 
 
Наутро она позвонила. 
 
— Дим, а пусть Лерочка приедет ко мне на последних неделях. Отдохнет, воздухом подышит.
 
Он повелся. Он пришел ко мне с этим бредовым предложением, и в его глазах я увидела не мужа, а запуганного мальчика. 
 

И тогда во мне что-то сломалось. Я выпрямилась, положила руку на живот, где билась новая жизнь. 
 
— Дима, — сказала абсолютно спокойно. — Выбирай. Или твоя мама, или я с сыном. 
 
Он задыхался между двух огней. 
 
— Мы остаемся здесь, — наконец выдохнул. — Это наш дом. 
 
Он взял трубку и сказал ей это. Не «мы подумаем», а «нет, мама». 
 
К внуку она приехала только через месяц, сдержанная и холодная. Но когда она взяла на руки маленького Олега, ее пальцы, такие властные и жесткие, вдруг стали нежными. Она прижала его к себе, и ее лицо дрогнуло. 
 
— Здоровенький, — прошептала она. 
 

Она наконец-то увидела, что есть границы, которые нельзя переходить. Даже ради «лучшего».