Муж подарил мне духи, которыми пользуется его мама, и сказал фразу, изменившую мое представление о нем

Я развернула серебристую упаковку, предвкушая удовольствие — он всегда дарил изысканное. Но вместо бархатной коробочки в руках оказался угловатый флакон в стиле ретро. Прозрачное стекло, золотая надпись «Je Reviens». Пахло мускусом и старыми книгами. Точь-в-точь как в спальне его матери.

— Нравится? — Максим улыбался так, словно подарил алмаз. — Это классика. Мама говорила, хорошие духи объединяют женщин поколениями.

Я застыла, сжимая холодный флакон. Вспомнила, как впервые оказалась в их доме: тяжелые портьеры, портрет прабабушки над камином, и этот запах — густой, тяжелый. Свекровь тогда окинула меня взглядом, будто проверяя, подхожу ли я для роли «продолжательницы традиций». Максим шептал, что я идеальна. Теперь понимаю — для какой роли.

— Почему именно эти? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие.
— Ты стала такой… семейной. — Он поправил галстук. — Мама права: настоящая женщина должна пахнуть скромно. Не этими твоими фруктовыми экспериментами.

Комната сузилась до размеров флакона в моей руке. «Эксперименты» — так он называл мой выбор: яркий бергамот, дерзкая груша, ароматы, которые я подбирала годами. Все эти годы он терпел. Ждал, когда я «созрею».

— Ты хочешь, чтобы я пахла как твоя мать? — удивилась я собственной прямолинейности.
— Я хочу, чтобы ты наконец стала собой, — ответил он мягко. — Ты всегда пыталась быть кем-то: художницей, бунтаркой. А теперь, когда мы готовы к детям… — Его взгляд скользнул по моему свободному платью, будто уже видел под ним округлившийся живот.

Стекло впивалось в ладонь. 
— Ты уверен, что это я пыталась быть кем-то? — Я поставила флакон на стол, наблюдая, как луч заката играет в гранях. — Или это ты пытался собрать коллекцию? Хорошая жена, правильные духи, дети в срок… Твоя мама даже спустя несколько лет звонит, чтобы напомнить, какую занавеску выбрать для гостиной. Это и есть «быть собой»?

Он побледнел, будто я сорвала с него маску. 
— Ты не понимаешь… — начал он, но я взмахнула рукой. Мой жест, обычно такой мягкий, замер в воздухе как лезвие.
— Понимаю. Ты выбрал аромат, который будет напоминать тебе о детстве. О безопасности. О женщине, которая никогда не спорила. — Я сделала шаг назад. — Но я не парфюм, Максим. Меня нельзя перелить в нужный флакон.

Он засмеялся нервно, будто я произнесла шутку:
— Ты слишком много читаешь эти свои феминистские книжки. Просто духи. Не усложняй.

Я подошла к окну, распахнула его. Свежий воздух ворвался в комнату, смешавшись с терпким «Je Reviens». Где-то за парком кричали птицы. 

— Знаешь, чем пахнет свобода? — спросила я, оборачиваясь. — Морем. Кофе в пять утра на пустой кухне. Даже прокуренным лифтом в моей первой квартире. — Я взяла флакон, ощущая его вес. — Подарю это маме. Ей понравится.

— Ты… отказываешься? — Он удивился.

— Отказываюсь быть памятником твоим ностальгиям. — Я достала из сумки свой обычный флакончик — «Citrus Insanity», дешевый, купленный на распродаже. Брызнула на запястье. Запах лимона, сорванного до созревания. 

Через час, сидя в кафе с подругой, я услышала звонок. На экране мигало «Максим». Я выключила звук, вдыхая аромат кофе и свободы — горький, неоднозначный, совершенно мой.