Муж признался, что женился на мне только из-за обещания, данного моим родителям

Вечер был таким же, как и сотни предыдущих: тихий шелест дождя за окном, приглушенный свет лампы, запах жасминового чая. Илья перебирал бумаги за столом, я вязала шарф, который обещала закончить к зиме. Но что-то витало в воздухе — напряжение, словно перед грозой.

— Катя, нам нужно поговорить, — он произнес это, глядя на свои руки, будто внезапно обнаружил на них шрамы. Голос дрогнул, и спицы в моих пальцах замерли.

За несколько секунд я успела подумать о болезни, измене, потере работы. Но правда оказалась горше. 

— Твои родители… Они помогли моей семье, когда отец умер. Дали денег на лечение мамы, оплатили учебу. А потом попросили одного — жениться на тебе. Я обещал. 

Дождь застучал сильнее. В ушах звенело. 
— Ты… Никогда не любил? — спросила я, и сама удивилась спокойствию голоса. 
Он молчал. Достаточно долго, чтобы я поняла. 

Мы познакомились в шестнадцать. Его мать тогда уже болела, а мои родители, владельцы сети клиник, «случайно» организовали нашу встречу. Илья был сдержан, как замок с секретом, но я влюбилась сразу — в его тихий смех, в то, как он поправлял очки. Через три года он предложил встретиться у реки, под старым дубом, и попросил моей руки без цветов, без колечка. «Ты уверена?» — спросил он тогда. Я кивнула, приняв его сомнение за робость.

— Почему сейчас? — спросила я, сжимая в кулаке голубую пряжу. 

— Ты заговорила о ребенке вчера. Я не могу врать дальше. 

Комната поплыла. Вчера я шутила, что нашему браку нужен «наследник», а он вдруг замер, будто услышал приговор. Теперь я знала почему.

— Я не просила их устраивать мою жизнь! — вырвалось у меня с криком. 

Он потянулся успокоить, но я отпрянула. Его руки вдруг стали чужими. 

— Сначала я женился из долга, — он говорил быстро. — Но потом… Ты вошла в мою жизнь, как свет в темную комнату. Я научился ждать твой смех за дверью, собирать твои книги с пола, слушать истории о твоих учениках… 
— Любовь не рождается из благодарности, — прошептала я. 
— А если рождается? — он встал. — Да, я не выбирал тебя тогда. Но сейчас… Сейчас я боюсь потерять то, что выбрал сам, день за днем. 

Дождь стих. В тишине я услышала, как бьется его сердце — часто, неровно. И свое тоже. 
— Ты разрушил все, — сказала я, но без гнева. Словно констатировала факт: осень сменила лето. 

Он достал листок — детский рисунок, где мы держались за руки. Его нарисовала племянница в прошлом месяце. 
— Я хранил это в кошельке. Потому что это — мое настоящее. Прошлое… Оно принадлежит им. Прости. 

Я взяла рисунок. Линии были кривые, но счастье — настоящим. 
— Мне нужно время, — сказала я, и он кивнул, не настаивая. 

Сейчас, год спустя, я смотрю, как Илья учит нашего сына строить башню. «Смотри, малыш, — говорит он, — иногда две части кажутся неподходящими, пока не найдешь им место».