Муж решил воспитывать наших детей с помощью запретов на еду, потому что его родители так делали

Когда мы с Максимом поженились, я думала, что знаю его вдоль и поперёк. Он был заботливым, добрым, с чувством юмора — идеальный муж и будущий отец. Но когда у нас появились дети, вдруг выяснилось, что в его голове прочно засели «воспитательные методы» из его собственного детства. И один из них — запреты на еду.  

— Лера, не давай Маше шоколадку перед ужином, — строго сказал он однажды, забирая у дочки конфету, которую я ей разрешила. — Иначе потом есть не будет.  

— Макс, это же одна конфета, — удивилась я. — Ничего страшного.  

— Мои родители никогда не разрешали мне сладкое перед едой. И я вырос дисциплинированным.  

— Почему Кирилл не доел кашу? — Максим нахмурился, глядя на тарелку сына.  

— Он наелся, — пожала я плечами. — Не хочет — не надо.  

— Нет, так не пойдёт. Пока не доест, никаких фруктов.  

— Что? — я не поверила своим ушам.  

— В детстве меня заставляли доедать всё до конца, иначе десерта не давали. Это дисциплинирует.  

— Максим, ты серьёзно? Ты хочешь, чтобы наш сын ел через силу, лишь бы получить яблоко?  

— Это нормально! — он раздражённо кивнул. — Так детей учат есть то, что дают.  

— Нет, так детей учат ненавидеть еду, — резко парировала я.  

Последней каплей стал ужин неделю спустя.  

Маша, наконец-то научившаяся аккуратно есть сама, попробовала и скривилась:  

— Невкусно!  

— Машенька, ну попробуй ещё, — мягко сказала я. — Ты же даже не поняла вкус.  

— Не хочу!  

Максим поставил перед ней тарелку.  

— Пока не съешь, не выйдешь.  

Я остолбенела.  

— Что ты делаешь?  

— Она должна понимать, что еду не выбрасывают.  

— Она трёхлетний ребёнок, а не солдат в казарме!  

— Лера, хватит! — он вскочил. — Я не позволю растить из них капризных нытиков!  

— Всё, хватит.  

Я встала, взяла тарелку дочки и вылила суп обратно в кастрюлю.  

— Маша свободна. Иди играй.  

— Лера! — Максим аж покраснел от злости.  

— Нет, Максим, — мой голос звучал тихо, но так, что даже он на секунду замер. — Мы сейчас же заканчиваем этот цирк.  

Я увела детей в комнату, дала им печенье (о, ужас! перед сном!), поцеловала и закрыла дверь. Потом развернулась к мужу.  

— Садись. Будем говорить.  

Он сел. 

— Ты вообще понимаешь, что твои запреты — это не воспитание, а травма? — начала я, стараясь держать себя в руках.  

— Это нормальные правила! — он всё ещё бушевал.  

— Нормальные? Ты реально считаешь, что если заставлять ребёнка доедать через силу — это правильно?  

— Меня так воспитывали!  

— И что, тебе нравилось?  

— Макс, — я глубоко вздохнула, — ты помнишь, как в десять лет тебя рвало за праздничным столом, потому что ты боялся сказать, что уже наелся?  

Он побледнел.  

— Ты… ты это помнишь?  

— Конечно помню. Ты сам мне рассказывал. И про то, как прятал под кроватью огрызки яблок, потому что тебя заставляли доедать их до последней дольки, даже если уже тошнило.  

Он опустил глаза.  

— Я… просто не хочу, чтобы они выросли неблагодарными.  

— Запреты на еду не делают детей благодарными. Они делают их тревожными. Или обжорами, которые налопаются «запретного» при первой возможности.  

Он молчал.  

— Я не хочу, чтобы наши дети боялись еды. Или нас.  

Закрыл лицо руками.  

— Чёрт… Я даже не думал … Ладно. Ты права. Я перегнул.  

Он тяжело вздохнул.  

— Договорились.  

Сейчас, спустя полгода, Максим иногда всё ещё ловит себя на старых привычках. Но теперь он останавливается, делает паузу и спрашивает:  

— Маш, ты наелась?  

И если она кивает, он просто убирает тарелку. Без комментариев. А я тихо горжусь им.