Мы сами выплатили ипотеку, а свекровь заявила, что часть квартиры теперь принадлежит ей

Когда мы с мужем наконец выплатили ипотеку, я думала, что самая тяжелая глава нашей жизни закрыта. Десять лет. Две работы, бесконечные переработки, отказ от отпусков и даже детей — мы сознательно откладывали рождение ребенка, пока не разберемся с долгами. Квартира была нашим общим с Сергеем достижением: ни копейки от родителей, только кредитный договор.  

Последний платеж я внесла сама, через мобильный банк. Цифры на экране сменились на ноль, и я разревелась, прижав телефон к груди. Сергей обнял меня, смеясь сквозь слезы: «Своя. Теперь совсем своя». Мы купили торт «Медовик», заказали суши и устроили праздник.  

Через неделю пришла свекровь.  

Ольга Юрьевна всегда умела появляться не вовремя. Ее визиты обычно сопровождались критикой интерьера или советами «пора заводить детей», но в тот день она села на наш диван, поправила платок и сказала ровно то, чего я не ожидала:  

— Думаю, нам нужно обсудить мою долю в квартире.  

Сергей поперхнулся чаем. Я уставилась на нее, не понимая.  

— Какую долю? — спросила я, хотя внутри уже закипала.  

— Ну, вы же помните, я давала вам триста тысяч на ремонт ванной. Это были не просто деньги, а вложения. Теперь я имею право на часть жилплощади.  

Голос у нее был невозмутимый. Меня будто ударили под дых. Эти триста тысяч — подарок на пятилетие нашей свадьбы. Ни расписок, ни условий. Просто конверт с деньгами и фраза: «Сделайте уже нормальный ремонт».  

— Мама, это был подарок, — Сергей попытался вставить, но Ольга Юрьевна резко перебила:  

— Подарок? А кто вас тогда спас от плесени? Без меня вы бы ничего не сделали!  

Я встала, подошла к шкафу и достала папку с документами. Все годы я хранила каждую квитанцию, каждый чек. Юрист в банке когда-то посоветовал: «Ипотека — это война. Будьте готовы». Свекровь наблюдала, как я раскладываю перед ней договор купли-продажи, выписки из банка, даже ее сообщения в WhatsApp с поздравлениями и фразой: «Держите, вам пригодится».  

— Вот перевод от вас, — ткнула пальцем в распечатку. — Ни слова о возврате или доле. Здесь, — перевернула страницу, — наш с Сергеем брачный договор. Квартира — общая собственность. И здесь, — достала заключение юриста, которое сама попросила составить, предвидя такое развитие ситуации — пояснение: безвозмездная помощь родственников не дает прав на жилье.  

Ольга Юрьевна побледнела. Я продолжала, уже не скрывая раздражения:  

— Мы с вашим сыном пахали десять лет, чтобы не зависеть ни от кого. Вы хотите отнять это? На основании того, что пожалели нас и дали денег, которых никто не просил?  

Она молчала. Сергей смотрел в пол. Я вдруг поняла, что он не поддержит меня — не потому, что согласен с матерью, а потому, что не умеет ей перечить. Но это было неважно.

— Уходите, — сказала я тихо. — И не возвращайтесь, пока не извинитесь.  

Ольга Юрьевна хлопнула дверью. Сергей попытался заговорить, но я прервала:  

— Ты сам знаешь, что я права.  

Он кивнул.