На кой они мне сдались? – внучка ожесточилась на мужчин из-за влияния своей матери

Конечная станция. Я стояла на перроне, волнуясь. Семь лет ожидания и вот эта встреча. Видеозвонки с Алисой были не в радость — вечно на заднем плане маячила ее мать, моя бывшая невестка, уши растопырив, стараясь каждое слово наше уловить. Ни о чем поговорить толком не удавалось. 

А вот и состав. И она — моя девочка. Высокая, крепко сбитая, в потертых джинсах и безразмерной толстовке. Волосы собраны, ни капли косметики. Но для меня она все равно красавица. Обнялись так, что у меня в ушах зазвенело. Дед наш, Степан, остался дома — сутолока на вокзале ему на костылях противопоказана. 

— А спутника жизни с собой не прихватила? — поинтересовалась я в такси. 

— Да на кой они мне сдались? — фыркнула Алиса. 

«Воспитанием не пахнет, — с горечью подумала я. — И выражения подбирает не девчачьи. Все влияние Верки, ее матери». Дома Степан не сдерживал слез, умиляясь. За чаем с малиновым вареньем я решилась на расспросы. 

— Чем душу греешь, милая? Работа, хобби? 

— Аудиокниги слушаю. А с мамкой по вечерам иногда вышиваем, — пожала плечами внучка. 

— А о своем гнездышке не мечтаешь? — не унималась я. — Серьезные ухаживания были? 

— Два придурка нарисовалось! — усмехнулась она. — Первого сама послала, а от второго мама избавила — так припечатала по телефону, что он с концами пропал. 

— И ни капли сожаления? — уточнила я. 

— А зачем? Чтоб какому-то типу щи варить да трусы его полоскать? — Алиса мотала головой. — Чтобы он потом по бабам шлялся, а я с детьми ревела? Нет уж. 

— По каким бабам? — не поняла я. 

— Ну, это образно! — она взглянула на меня с жалостью. — Теперь так говорят. 

— Понятно, — кивнула я. — Значит, по-твоему, все они — придурки да бабники? 
— А то! — выпалила она и вдруг осознала, что ляпнула лишнее. — Ой, бабушка, прости… 

Она вспомнила, что мой сын, ее отец, когда-то ушел от Веры. Но ей невдомек было, что причиной стал роман ее мамы на стороне. Сын не смог простить измену и просто сбежал от лжи, устроив жизнь заново. 

— Ладно, — перевела я тему. — Но взгляни на нас с дедом. Полвека вместе. И ни разу за эти годы не позволили себе оскорбить друг друга. А ты мыслишь штампами: «щи да трусы». Это не унижение, а забота. И кто вбил тебе в голову, что это плохо? Очнешься однажды — а вокруг лишь пяльцы да мамина горькая старость. 

Алиса надулась и ушла в комнату. Перед сном я зашла к ней. 

— Не сердись, — прошептала я. — Просто не говори так завтра, ради меня. 

Юбилей удался. Среди гостей был и внук моей приятельницы, Максим. Подсел к Алисе, угощал ее. А я наблюдала, как внучка старательно прячет взгляд, поправляет распустившиеся волосы, улыбается. Не все еще потеряно. 

Назавтра Максим пригласил ее на экскурсию по городу. Вернулась она с ясными глазами. 

Провожая ее на вокзал, я мягко сказала: 

— Я вижу, лед тронулся. Не хорони себя раньше времени в чужих обидах. Не ожесточайся. Позволь себе быть мягче. 

Она кивнула, обняла меня крепко-крепко. 

Когда поезд тронулся, я набрала номер Веры. 

— Хватит калечить ей жизнь своими страхами! — сказала я без предисловий. — Ты родила ее для счастья, а не для того, чтобы она ночами с тобой у окна сидела. 

— Замуж, что ли, выдать? — взвизгнула Вера. — Одни бабники вокруг! Чтоб она им прислуживала? Ни за что! 

С ней не договориться. Но я вижу перемены в Алисе. Она рассказала, что теперь часами говорит по телефону с Максимом. И в ее голосе больше нет прежней колючей грубости. А это уже немало. Это — надежда.