– Не мешай им, уступи! – требовала тётя, когда её дочь забеременела от моего мужа

Я включила телефон, который отключала на ночь, спасаясь от мужа, и меня тут же накрыла лавина пропущенных вызовов. Все от Степана. Я смахнула уведомления, даже не читая – незачем видеть оправдания и привычный обман. 

Его номер отправился в бан – идеальное пристанище для изменников. Вслед ушла и та, кого я считала родной душой. Моя крестница… Оба предатели. Дышать было так больно, что темнело в глазах. 

И в этот самый миг раздался звонок от Ирины, моей тети. 

— Алло…

Я не представляла, с чего начать, как пересказать весь ужас поступка ее дочери. 

— Ты в своем уме?! — просипела в трубку тетя, — Карину чуть не потеряли! Угроза выкидыша! Это твоих рук дело! 

— Моих? — переспросила я. 

— А чьих еще! Неужели нельзя было решить все цивилизованно, без истерик! 

— Истерик? — в голове стоял такой туман, что я лишь механически повторяла ее слова. 

Накатывало чувство сюрреализма, нарастающая волна безумия, готовая захлестнуть с головой и добить окончательно. 

— Она сказала, ты устроила сцену Степану, а когда мою девочку повезли на скорой, сбежала, даже не попытавшись помочь! 

— Так ты была в курсе?! 

Ирина фыркнула: 

— О том, что у Карины и Степана будет дитя? Безусловно, знала. Она мне сразу во всем призналась. 

Я не верила своим ушам: 

— И ты считаешь это нормальным? Что твоя дочь переспала с моим мужем? 

— О чем ты? — язвительно хмыкнула тетя, — он сам ее преследовал. Ухаживал настойчиво, осыпал подарками, бриллиантиками. К нам в область каждые выходные наведывался, целые коробки провизии привозил. 

— Врешь. 

— А вот и нет, дорогая. Ты — прекрасная жена, спору нет. Удобная, предсказуемая, но Степан влюблен. Мы просто не решались тебе открыться. Родня ведь, не хотелось ранить грубо. Да и ему неловко было признаться, что у него другая… моложе и без изъянов. Сама понимаешь, Степан — мужчина тонкий и основательный. 

Как выяснилось, я не знала своего супруга вовсе! 

— Пока мы размышляли, как тебе все мягче преподнести, Каринка не сдержалась. Сама понимаешь — в положении, эмоции зашкаливают, — тетя рассмеялась, — но ее можно понять… Животик уже виден, соседи судачат, допытываются: кто отец? А ей приходится отшучиваться. Неприлично. Ей надо беречь себя. Так что прости, Соня, родня — родней, но пора уже и уступить. 

Она говорила, а я слышала лишь стук в висках.

— Теперь ты в курсе, и я очень надеюсь, у тебя хватит такта не лезть к ним и не омрачать существование моей девочки, — продолжала вещать Ирина, а я не могла поверить, что это происходит наяву. Еще вчера мне казалось, что хуже уже не бывает. Как же я заблуждалась… — Хватит того, что ты вчера ее до нервного срыва довела. Степан всю ночь в клинике дежурил, с ума сходил от волнения. Я сама тут вся на нервах. Бедное мое дитя… 

— Да-да, бедняжечка, — прошипела я сквозь стиснутые зубы, и тетя, уловив яд в моем тоне, мгновенно взъерепенилась. 

— А ты не язви! И не мешай им! Не смогла дать мужу наследника — так хоть не путайся под ногами! И к моей Кате не суйся! Слышишь? Степан ее обожает, у них громадье планов. И особняк новый возводят. Потом введет ее в правление фирмы. Потом — за вторым ребенком. 

К леденящему душу холоду прибавилась всесокрушающая ярость. 

Я, слепая, переживала — как там несчастная Катенька, как там тетушка! Выручала и финансами, и связями. Уговорила Степана взять крестницу на практику в нашу компанию, хоть он был категорически против. 

А теперь я должна тактично отойти в сторонку и не мешать? Не создавать проблем, не нервировать и не отсвечивать? Такого они от меня ждут? 

— Ты меня слышишь? — продолжала вопить тетя, — ты не имеешь никакого права им мешать! 

— Кто-то собирается читать мне лекции о моих правах? 

— Соня! 

— Всего наилучшего, Ирина. 

Я завершила разговор и в изнеможении сползла на пол. Меня будто вывернули наизнанку. Внутри — лишь выжженная пустота и боль, приправленная горечью предательства. 

Я полагала, что у меня есть семья, любящий супруг, близкие. А на деле вышло, что у меня ничего не осталось! Я абсолютно одна. 

Если не считать крошечную жизнь, что пульсировала во мне.