Не смей унижать моего сына! – заорала свекровь, услышав мои претензии к безработному мужу

Я стояла на кухне, сжимая в руках счет за коммуналку, и чувствовала, как гнев перебарывает великодушие. Андрей, мой муж, уже шестой месяц не мог найти работу. Вчерашние собеседования снова закончились ничем — он вернулся домой, бросил куртку на диван и уткнулся в телефон. Как всегда.  

— Ты хотя бы квартиру проветрил? — спросила я, пытаясь не повышать голос. За окном палило солнце, а в комнате пахло затхлостью. — Дети весь день дышали этой духотой.  

Он даже не поднял головы:  
— Потом.  

«Потом» — его любимое слово. Потом помою посуду, потом поищу вакансии, потом поговорю с тобой. Это «потом» длилось с тех пор, как его уволили из офиса. Сначала я верила, что он в депрессии, жалела, молчала. Но спустя недели бездействия жалость превратилась в ком раздражения.  

— Андрей, хватит! — я швырнула счет на стол. — Ты же видишь, что я одна тяну всё: детей, дом, кредиты. Хоть бы пол помыл, пока я на работе!  

Он наконец оторвался от экрана. Лицо покраснело:  

— Ты думаешь, мне легко? Я не дворник!  

— А я, по-твоему, должна быть и дворником, и кассиром, и твоим психологом?  

Дверь на кухню распахнулась с треском. На пороге стояла свекровь, Лидия Николаевна. Она «заглянула на чай» два дня назад и, как обычно, задержалась. Ее лицо исказилось от гнева.  

— Не смей унижать моего сына! — заорала она, тыча пальцем в меня. — Ты сама виновата, что он без работы! Вечно пилишь, как рыба!  

Я остолбенела. В голове пульсировало: «Мой дом. Мой муж. Моя жизнь». Но Лидия Николаевна не дала вставить слово:  

— Он умен, талантлив! Это временные трудности, а ты его добиваешь!  

— Временные? — я засмеялась истерично. — Полгода «временных трудностей»? Он даже не пытается!  

— А ты попробуй поддержать, а не гнобить! — она обняла Андрея за плечи, будто он все еще ее маленький мальчик. — У него стресс!  

Стресс. Да, у меня его нет. Я встаю в шесть, веду детей в сад, бегу на работу, где начальник орет за каждый опоздание. Возвращаюсь — гора посуды, игрушки на полу, муж на диване. А вечером — ссоры.  

— Лидия Николаевна, — я сглотнула ком в горле, — вы живете в нашем доме. Вы видите, что происходит. Почему вместо защиты вы не скажете ему правду?  

— Потому что я мать! А ты… ты просто не понимаешь, как тяжело мужчине без дела.  

Андрей молчал. Вдруг я заметила его лицо: не злость, а стыд. Может, впервые за эти месяцы. Но свекровь уже тащила его в гостиную, приговаривая: «Не слушай ее, сынок. Ты найдешь работу, когда придет время».  

Я осталась одна на кухне. Руки дрожали. В спальне плакал младший — наш крик разбудил. Пошла к нему, машинально укачивала и думала: сколько можно так?  

Раньше Андрей был другим. Помогал, смеялся, строил планы. А теперь… Может, Лидия Николаевна права? Может, я сама загнала его в угол своими упреками?  

Нет. Нет, я не виновата в том, что он сдался. Я виновата лишь в том, что терплю. Но как уйти? Куда? У меня двое детей, кредит, зарплата в тридцать тысяч…  

Вечером, когда свекровь уснула, я зашла к Андрею. Он сидел у окна, курил.  

— Я подам заявку на вакансию водителя, — тихо сказал он, не оборачиваясь. — Может, возьмут.  

Я кивнула. Не знала, верить ли. Но впервые за месяцы он заговорил сам.  

— Ладно, — ответила я. — Попробуй.  

И вышла. Завтра будет новый день. А послезавтра — еще один. Иногда кажется, что я просто жду, когда кончатся силы. Но они не кончаются. Пока есть дети, они не могут кончиться.