– Она надо мной еще насмехается! – вопила свекровь, когда я не поддалась на ее провокации и просьбы

— Софиюшка, милая, я мимо проезжала, зайду на минутку? Совсем рядом, у стоматолога была... — пропела свекровь, Валентина Петровна. 

— Конечно, — выдохнула я. Воспитание — страшная штука. Оно заставляет улыбаться, когда хочется кричать. Особенно когда визиты стали еженедельными. 

Раньше она появлялась раз в квартал. Но после того, как мы с Димой поженились и он переехал в мою двухкомнатную квартиру (подарок родителей после университета), Валентина Петровна словно почувствовала вечный пропуск. А причина ее вечных скитаний была проста: пять лет назад она, не спросив сына, продала свою просторную, но «захолустную» квартиру, мечтая о центре. Мечта обернулась комнатой в коммуналке, куда ушли почти все деньги. И теперь каждый ее визит — это монотонное нытье о соседях-хамах, отключенной воде и тесноте. 

Открыла ей дверь. 

— Вкуснейшие эклеры! Ставь чай, дорогая! — Она устроилась на диване. — А в магазине эта вульгарная кассирша... — Я кивала, мысленно прокручивая свои планы. Ее монологи не требовали участия. 

Не прошло и десяти минут: 

— Представляешь, вчера опять вода! Весь вечер без капли! — Она трагически вздохнула. — Как же я завидую тебе, София. Простор, тишина, вид... Рай. 

— Да, родители выбрали удачно, — осторожно согласилась я. 

— Очень удачно! — Ее глаза забегали по комнатам. — Места-то сколько! Можно целую семью подселить — никто и не заметит! 

Я попыталась свернуть: 

— Места как раз впритык хватает. Вторая комната — мой кабинет, знаете же, я удаленно работаю. Там все заставлено... 

— Ерунда! — отмахнулась она. — Вещи сдвинуть — и места хоть отбавляй! 

— Валентина Петровна, я не собираюсь никого подселять. Нам с Димой комфортно вдвоем. 

Ее лицо потемнело. 

— Кто говорит о чужих! — вспыхнула она. — О родных речь! О тех, кому тяжело! 

Вот оно. Ясно, как день. 

— А, понятно, — холодно бросила я. 

Она аж подпрыгнула. 

— И все?! «Понятно»?! Никакого сочувствия к старой матери?! 

— Я же сказала: подселенцев не будет. Теоретически, конечно, можно о чем угодно поговорить. — Я попыталась свести к шутке, но знала — провал. 

Вскоре она ушла. 

Вечером они явились вместе — Дима и его мать. У нее глаза были искусно заплаканы. 

— Софья, как ты могла?! — рявкнул Дима с порога. — Мать в слезах! Тебе не стыдно?!  

— Слезы? — спокойно посмотрела я на свекровь. — Когда вы уходили, Валентина Петровна, вы были скорее злы. Кто вас довел? 

— Смотри, сынок! — завопила она. — Насмехается! Оскорбляет! Ни стыда, ни совести! 

— Софья! — гаркнул Дима. — Смени тон с матерью! 

— Хорошо. Тогда пусть она оставит в покое мою квартиру. 

— Димка, слышишь?! — запричитала она. — Выгораживает себя! А я старая, больная, в клетушке! Разве это жизнь?! 

— Она сама продала свою квартиру, — напомнила я. — Не спросив тебя. 

— Ее право! — отрезал Дима. — Ее собственность была! 

Я усмехнулась. 

— И у меня есть право, милый. Моя собственность. Или ты забыл? 

Дима замер. В его глазах мелькнуло понимание. Но Валентина Петровна уже завелась: 

— Какая разница?! Вы же семья! Все общее! В порядочных семьях так! 

Дима кивнул: 

— Мама права, Софья. Будет правильно. 

Я устало опустилась на стул. 

— Дима, мы семья? 

— Конечно! 

— Тогда почему ты не слышишь, чего хочу я? Я не хочу жить с твоей матерью. Даже со своей не хотела бы. Это ад. А ты? Ты просто давишь. Так не пойдет. 

— Но мама... — начал он растерянно. 

— У твоей мамы есть комната. И пенсия. — Я повернулась к Валентине Петровне. — А теперь поздравляю вас. Больше у вас нет бессовестной невестки. Я подаю на развод. Спектакль окончен. 

Их возмущенные крики — «Как?!» — разбились о ледяную тишину. Как можно строить жизнь с человеком, для которого твои границы — пустой звук? Который всегда выберет маму? 

Выпроводить их было битвой. Но когда удалось, с плеч свалился тяжелый, давящий пласт. Следующий мужчина? Сначала познакомлюсь с его мамой. Очень внимательно.