Отвези детей к маме, пока я у вас гостить буду, – попросила свекровь, приехавшая к нам из другого города

мнение читателей

Мария Ильинична приехала в пятницу. Я открыла дверь, держа на бедре трёхлетнего Степана, который закатил истерику из-за сломанной машинки. За спиной визжала пятилетняя Лиза, гоняющая по коридору на самокате. Свекровь в строгом костюме и с маленьким чемоданом сморщилась, будто попала в эпицентр урагана.

— Надолго? — спросила я после приветствия, пытаясь перекрыть детский гам. 

— Недели на две, — ответила она, протискиваясь в прихожую. — В тишине пожить хотела. У вас тут... — она бросила взгляд на Лизу, врезавшуюся в дверцу шкафа, — как в зоопарке.

Степан вырывался, тянул руки к бабушке. Та отстранилась, поправив идеально гладкую седую причёску. 

Вечером, уложив детей, я застала её за чаем на кухне. Пальцы Марии Ильиничны нервно стучали по столу.

— Наташа, отвези детей к своей маме завтра. Пока я у вас гостить буду. 

— К маме? На две недели? — я засмеялась. — Она в трёх часах езды, и работает целыми днями. Да и дети не поймут...

— Объяснишь, что бабушке нужен отдых, — перебила свекровь. — Я после инфаркта, мне противопоказан стресс. А они... — она кивнула в сторону детской, — орут, как дикари.

Я представила, как завтра упаковываю чемоданы, держа плачущего Степу, уговариваю Лизу, что это «ненадолго». Как мама, вздыхая, отпрашивается с работы. Как муж Андрей промолчит, и лишь попросит «не расстраивать мать».

— Нет, — сказала я тихо. 

— Что? — свекровь приподняла бровь. 

— Не отправлю детей из их дома. — Голос окреп. — Это их комната, их игрушки. Если вам тяжело с шумом — помогу вам купить билет обратно. Завтра.

Мария Ильинична побледнела. За тридцать лет брака с её покойным мужем, как любил рассказывать Андрей, никто не смел ей перечить.

— Ты понимаешь, с кем разговариваешь? — она встала, выпрямившись во весь свой метр семьдесят пять. — Я мать твоего мужа!

— А я — мать этих «дикарей», — парировала я, вставая следом. — Вы приехали в гости, Мария Ильинична. В наш дом. Здесь живут мои дети. Им не нужно подстраиваться под чьи-то удобства.

Я ждала взрыва, криков, хлопанья дверью. Но вдруг её плечи дрогнули. Она опустилась на стул. 

— Я... Я просто не умею, — прошептала она неожиданно сдавленно. — Всегда боялась этих маленьких кричащих комочков. С Андреем няньки возились, я... не знала, как подступиться. А теперь...

Теперь она была не властной свекровью, а пожилой женщиной, растерянной в мире, где любовь измеряется в объятиях, а не в тишине. 

— Оставайтесь, — сказала я мягче. — Но дети останутся тут. Можете попробовать понять, за что мы их любим.

На следующее утро Лиза ворвалась в гостиную, где Мария Ильинична пила кофе с ритуальной серьёзностью.

— Баба Маша! Смотри, я принцесса! — она кружилась в розовой пачке, случайно задев чашку. 

Кофе расплылся по белоснежной скатерти. Я замерла в дверях, ожидая бури. Свекровь вздохнула, вытерла лужу салфеткой, потом нерешительно погладила Лизу по голове:

— В моё время принцессы были потише... Но, наверное, скучнее.

К вечеру она сидела на полу, собирая со Степой конструктор. Её безупречный маникюр был испачкан пластилином, на коленях — следы от фломастеров. Когда Лиза, смеясь, уселась ей на спину «покататься на лошадке», Мария Ильинична фыркнула... и неожиданно рассмеялась.

Звонко, по-девичьи, хотя последний раз, по словам Андрея, это случалось лет двадцать назад.

А через две недели, провожая её на вокзал, я услышала, как она шепчет Степе на ухо:

— Слушай, внучек, может, я к вам ещё приеду? Только ты машинки свои громче ломай — бабушка теперь не боится.

И, поймав мой взгляд, добавила уже вслух:

— Спасибо, что не уступила тогда. Оказывается, хаос — он... живой. 

В рубрике "Мнение читателей" публикуются материалы от читателей.