Сестра вышла замуж за богатого и перестала общаться с нами, потому что теперь ей это «не по статусу»

Когда Алиса позвонила, задыхаясь от счастья, и сообщила, что выходит замуж за богатого мужчину, я искренне радовалась у себя на кухне. 

— Маш, ты не представляешь! — голос ее звенел. — Это другая жизнь! Я так счастлива! 

Я была счастлива за нее. Моя младшая сестренка, вечно мечтавшая о красоте и блеске, нашла своего принца. На шикарной свадьбе в загородном клубе я ловила на себе едва уловимые взгляды гостей: «А это кто? Ах, сестра невесты…». Я искренне радовалась сиянию Алисы в платье, которое, вероятно, стоило как моя годовая зарплата. 

Потом началось. Наши разговоры по телефону становились короче. 

— Машунь, извини, я сейчас не могу, у нас ужин с партнерами Максима… 

— Сестренка, я занята, выбираю обивку для новой яхты… Ты же понимаешь? 

Понимать-то я понимала. Но когда в ответ на мое предложение встретиться на нейтральной территории – в нашем любимом кафе, где когда-то делились всем, – Алиса мягко, но неумолимо ответила: «Маш, милая, это… ну, знаешь, не совсем по статусу сейчас. Максим очень трепетно относится к окружению», – у меня внутри что-то надломилось. Окружение. Я, ее родная сестра, стала неподходящим «окружением». 

Мы перестали созваниваться. Новости о ее жизни я ловила через маму, которая изредка удостаивалась визитов в огромный особняк на берегу реки. «Принимает как королева, – вздыхала мама. – Все красиво, безупречно… и холодно. Словно не я ее родила, а фарфоровая кукла». 

Год прошел в тишине. Я жила своей жизнью: работа, муж Сергей, наш маленький сын Костик. Иногда грустила о сестре, но злиться сил уже не было. Приняла как данность: у нее теперь другая орбита. 

Все изменил один звонок. Не от Алисы. От Максима. Его голос, обычно бархатный и уверенный, был прерывистым, почти испуганным. 

— Мария? Это Максим. Алиса… она в больнице. Скорая забрала. Операция… Осложнения. Перитонит. 

Меня бросило в жар. Сестра. Моя маленькая сестра. 

— Где она? — выдохнула я, уже хватая сумку. 

— В Центральной городской… Палата интенсивной терапии… 

Я примчалась через весь город. В палате, заставленной аппаратурой, лежала Алиса. Бледная, с синяками под глазами, с трудом открывающая веки. Рядом стоял Максим, выглядевший растерянным и не по-деловому уязвимым. Увидев меня, Алиса слабо пошевелила губами. Я подошла, взяла ее холодную руку. 

— Маш… — прошептала она еле слышно. 

— Я здесь, сестренка. Все будет хорошо, — сказала я, сжимая ее пальцы. 

Следующие дни я жила в больнице. Максим появлялся урывками – важные встречи, бизнес, который не терпел. Он нанял лучших врачей, сиделку. Но сиделку я отправила домой. Я сама смачивала Алисе губы, поправляла подушку. Я не спала ночами, держа ее руку, когда ей было больно и страшно. 

Однажды, когда кризис миновал, и ее перевели в обычную палату, я сидела у окна, пила больничный кофе. Алиса смотрела на меня. В ее глазах, еще тусклых от болезни, стояли слезы. 

— Зачем? — спросила она тихо. — Зачем ты здесь? После того… как я… 

Я поставила стакан, подошла к кровати. 

— Потому что ты моя сестра, Алиска, — сказала я просто. — И когда тебе плохо, я должна быть рядом. 

Она отвернулась к стене.

— Я… я была дурой, Маша, — выдавила она сквозь рыдания. — Такой дурой! «Не по статусу»… А когда стало по-настоящему плохо, по-настоящему страшно… Максим испугался, он не знал, что делать. А ты… ты просто пришла. И осталась. 

Я обняла ее осторожно. 

— Семья, Алиса, — прошептала я ей. — Она не бывает «не по статусу». Она просто есть. И любит. Без условий. 

Она не ответила, только прижалась ко мне сильнее, как в детстве, когда ей было страшно во время грозы. 

Сейчас Алиса поправляется. Она снова живет в своем огромном доме. Но теперь она сама звонит. Приезжает к нам в тесную, но уютную квартиру, привозит Костику нелепо дорогие игрушки. Она учится пить чай из моих старых кружек и даже смеется, когда кот запрыгивает ей на колени, оставляя шерсть на брюках, которые могли бы стоить половину моей зарплаты. 

Она не стала другой. Иногда в ее жестах, в интонациях проскальзывает та самая «прежняя» Алиса. Но теперь я вижу в ее глазах не высокомерие, а стыд и огромную, невысказанную благодарность. Мы не говорим о том времени напрямую. Но когда она берет меня за руку и просто говорит: «Спасибо, что ты есть», я знаю – она поняла самую главную роскошь в мире. Ту, что нельзя купить ни за какие деньги. Ту, что дается просто так, по праву крови и любви. И что потерять ее – значит потерять часть своей души.