Свекровь хотела научить маленького внука самостоятельности и оставила его одного на улице

Мы с Алексом встретились, когда я перешла в девятый, а он был уже одиннадцатиклассником. Он не был простым парнем — его знала вся школа, каждый матч за местную футбольную команду превращался в его личный триумф. Я же была просто зрительницей, одной из многих, кто следил за каждым его движением на поле. 

Настоящее наше общение началось позже. Он вдруг подошел и спросил, почему я всегда так серьезно смотрю на игру. С той ночи мы уже не расставались. 

Нашу свадьбу сыграли через шесть лет. Алекс получил диплом тренера, а я к тому времени устроилась в детский сад, закончив педагогический. Мы сняли уютную небольшую квартиру и были счастливы. Со стороны наша жизнь казалась идеальной, но в ней были и свои сложности. 

Я не могла стать матерью, а вторая, невидимая, но вездесущая проблема — это свекровь, обладающая талантом проникать во все сферы нашей жизни, давая советы, которые никто не просил. 

— Алекс, дорогой, — раздавался ее голос в телефонной трубке, — а как у вас с Софией дела? Никаких новостей? Может, тебе стоит настоять на полном обследовании? Она же такая хрупкая, ветром сдуть может. 

Или, приезжая в гости, она могла заявить за чаем: 

— Ох, сынок, вот Ирочка, дочка моей подруги, уже третьего ждет. А помнишь, вы с ней в школе вместе учились? Жаль, что у вас ничего не сложилось тогда. 

Поначалу ее слова ранили меня, но со временем я научилась просто пропускать их, понимая, что переделать ее я не в силах. 

Мы прожили вместе четыре года, а детей так и не было. Однажды вечером, заваривая чай, я набралась смелости. 

— Алекс, я хочу кое-что предложить. Мы с тобой так долго этого ждем. Что, если рассмотреть вариант ЭКО? Я узнавала, в клинике на Центральной хорошие специалисты. 

Он посмотрел на меня с облегчением. 

— Я сам читал об этом. Просто не знал, как сказать. Боялся, что ты не захочешь. 

— Хочу! — обрадовалась я. — Давай попробуем. Мы же откладывали на машину. Это важнее. 

Обследование показало, что противопоказаний нет. Мы решились. И чудо случилось. Я забеременела. 

Наш сын, которого мы назвали Артемом, родился бутузом. Мы с Алексом растворялись в нем. Но с его рождением Валентина Сергеевна не ушла, а лишь усилила свое присутствие. Ее методы «воспитания» сводились к тому, чтобы сделать ребенка самостоятельным немедленно. 

— София, почему он до сих пор на руках? Мой Алекс в его возрасте уже сам по полу ползал, куда хотел! Не приучай его к рукам, испортишь мальчика! 

— Он кашу плохо ест. Ты мало стараешься! Надо кормить насильно, чтобы привыкал! Я Алексу всегда манную с комочками готовила, и ничего, вырос здоровым! 

Я молча кивала, следуя семейной тактике: выслушать, сделать вид, что согласна, и поступить по-своему. 

Однажды Валентина Сергеевна гуляла с Артемом. Я была дома, когда раздался звонок от подруги с нижнего этажа. 

— Соф, ты где? Твой Артем один у подъезда! Я иду из салона, а он на лавочке возле нашего подъезда возится, а вашей коляски и Валентины Сергеевны нигде не видно! 

В голове пронеслось: «Хватит. Это та самая точка, где ее бесцеремонному вмешательству должен прийти конец». 

Я бросилась вниз. Подхватив на руки удивленного Артема, я быстро занесла его в квартиру и уложила спать. Через полчаса дверь распахнулась. 

— Артем… Я его потеряла… — прошептала Валентина Сергеевна. 

— Он в своей кроватке. Спит. Как вы могли оставить его одного на улице? Вы вообще думаете, что творите? 

У нее перехватило дыхание. Она схватилась за сердце. Я вызвала скорую, а сама позвонила Алексу. 

Его реакция была предсказуемой. 

— Если с мамой что-то случится, я не смогу тебя простить! Это жестоко, София! Как ты могла так поступить? 

— Твоя мать оставила нашего сына без присмотра! Он мог куда угодно уйти, его мог кто угодно забрать! Ты понимаешь, что могло произойти? Ее советы едва не привели к беде! 

Мы накричали друг на друга. Позже, когда Валентина Сергеевне стало лучше, мы все трое поговорили. Я извинилась за свой жесткий урок, но подробно объяснила, к чему могут привести ее методы. Она молчала, а потом тихо сказала, что все обдумает. 

Теперь я жду. И надеюсь, что этот горький опыт стал для нее таким же отрезвляющим, как и для меня.