Свекровь и золовка полностью погрузились в нашу жизнь, словно своей у них не было

Меня невзлюбили сразу. С первой же встречи, я это почувствовала кожей — холодная вежливость, быстрая оценка взглядом, натянутые улыбки. Свекровь и сестра моего Лёвы. Они говорили правильные слова: 

— Наконец-то наш мальчик остепенился. Мы так ждали. 

Но за ними висела тихая уверенность: я — не та. А какая должна быть — сами не знали. Просто не я. 

Сначала они молчали. Потом начался шепот. Я стала темой их разговоров с моим мужем. 

— У нее же родня есть, — как-то заметила свекровь. — А будто и нет. Сестра в городе, а видится раз в год. К родителям наскоком. Непохоже на семью. 

Лёва отмахивался, защищал меня: 

— У всех свои заботы. У сестры своя жизнь, родители в порядке. Все здоровы, им мое внимание не требуется. И слава богу. 

Он мне потом пересказывал, а я молча кусала губы. Его сестра, Ирина, находила другие поводы: 

— Ты не замечаешь, как она с нами говорит? Сквозь зубы. А с тобой? Либо молчит, либо говорит так, будто ты ей что-то должен. Словно слуга. Больно на это смотреть. 

Лёва лишь качал головой: 

— У каждого свой угол зрения. Вы со стороны судите, не зная всех обстоятельств. 

Когда родился наш Ваня, все стало только острее. Свекровь чуть ли не рыдала: 

— Ты весь день на работе, а потом бежишь к коляске, ночами не спишь. А она? Лежит, отдыхает. Не верю, что так уж устает. В мое время с двумя управлялись, и никто не жаловался. А у тебя один — и ты на износ. 

Лёва отшучивался, но я видела, как это его ранит. Он просто запрещал им говорить плохое обо мне при себе. 

Ваня подрос. В садик его отводил Лёва — по пути. Забирала я. Это была наша отлаженная система. 

Ирина тут же нашла, к чему прицепиться: 

— Ты и утром, и вечером в хлопотах. А она? Красуется, времени у нее — вагон. Словно и не мать вовсе. 

Они наблюдали за нами словно через микроскоп, выискивая малейший изъян. 

Школа стала для них новым полем битвы. Ирина, сама педагог, давала советы: 

— Слышала, как она с ним за уроки бранилась. Криком делу не поможешь. Только нервы трепать. Нас с тобой разве так учили? И ничего, выросли не глупее других. 

Свекровь подхватывала: 

— Ни разу на собрании не была! Все ты да ты. А она и не знает, какой у ребенка классный руководитель. Мы-то с отцом всегда ходили. И где теперь ее материнская забота? 

Лёва терпеливо отвечал, что у нас все в порядке, что они не видят полной картины. 

В восьмом классе, перед важными контрольными, должно было состояться собрание. Лёва вызвался пойти сам. А у меня как раз был запланирован корпоратив, от которого я не могла отказаться — меня ждали с презентацией. Мы все обсудили и решили, что так будет лучше. 

Случайно об этом проговорился Ванечка своей бабушке. 

Раздался звонок, полный ядовитой ярости: 

— Это как понимать? Отец на собрание, а мать по кабакам? Гулянки важнее будущего сына? 

Лёва выслушал и коротко бросил: 

— Мы сами решаем, как нам жить. 

На следующий день позвонила Ирина: 
— Твоя красавица хорошо отдохнула? Голова не трещит? Поверь, сын это запомнит. Вырастет — и спасибо не скажет. Все заслуги твои, а она лишь сторонний наблюдатель. 

И тут Лёва не выдержал. Спросил: 

— Ира, скажи мне прямо, чего вы с мамой хотите? Чтобы мы разошлись? Чтобы я остался один? Этого вы добиваетесь? 

В трубке повисло недоуменное молчание, а затем пробормотали что-то о желании добра и беспокойстве. 

— Какое это добро, — перебил он, — если вы годами поливаете грязью мою жену? Не звони больше с этим. 

Они обиделись. Теперь они не приходят и не звонят. Если разговор случается, в нем лишь сухие, необходимые фразы. 

Ваня сдал экзамены хорошо. Ни бабушка, ни тетя не позвонили его поздравить. Зачем? Их мудрость оказалась не нужна. Мы живем, как хотим. И наконец-то в тишине.