Свекровь нашла мне новую работу, где нет иностранных ухажеров, от которых они с мужем хотели меня избавить

Этот дом, когда-то казавшийся таким просторным и надежным, теперь больше походил на клетку с бархатными стенками. Давление было таким плотным, что порой не хватало воздуха. 

В тот вечер всё и лопнуло. Мы сидели на кухне, и Иван, мой муж, смотрел на меня своим новым, колючим взглядом. 

— Ты только вдумайся, какая перспектива! — начал он. — Мама не спала ночами, чтобы найти для тебя достойное место. Это же куда лучше твоей нынешней возни! 

— Достойное? Интересно, когда она успела решить за меня? Или я уже не в состоянии сама распоряжаться своей судьбой? 

— Не будь эгоисткой! — раздраженно бросил он. — Ты сама постоянно ноешь, что устаешь! А эти вечные ухажеры-иностранцы? Я не намерен это терпеть! 

— Никто ко мне не пристает! — попыталась я вставить, но он уже не слушал. 

— В детском центре идеальные условия! Чисто, светло, детишки… Ты же женщина! Это твое призвание! 

Я не выдержала и рассмеялась. 

— Мое призвание? Целыми днями вытирать чужим малышам носы и убирать игрушки? Ты слышишь себя? Я их попросту не переношу! 

— Привыкнешь! — отмахнулся он. — Мама договорилась о стажировке. Потом сможешь стать педагогом! 

Куда делся человек, за которого я вышла в восемнадцать, убежденная, что это навсегда. Мы были соседями, первой любовью. Его родители, Елена Станиславовна и Геннадий Викторович, были категорически против нашего брака. Но Иван умел добиваться своего. Они сдались, сыграв нам пышную свадьбу. 

Потом был колледж, рождение нашего Степана. Потом — тот роковой выезд, забравший жизнь Геннадия и посадивший Ивана в инвалидное кресло. Мир перевернулся. Все сбережения ушли на лечение, продали машину, а затем и дом. Мы втроем переехали в тесную городскую квартиру. 

И именно тогда Елена Станиславовна объявила, что я должна содержать семью. Я вышла на работу — сначала кассиром, потом в небольшой магазинчик. А недавно — в бутик, владельцами которого были братья из Турции. Мне нравилось там: платили хорошо, относились с уважением. Но для моей семьи это стало поводом для подозрений. 

— Ты должна уволиться, — повторял он. 

— Я не хочу и не буду этого делать. Это моя жизнь. 

— А моё мнение тебя больше не волнует? — он повысил голос. — Я твой муж! Или ты уже нашла себе кого-то потеплее? 

В его глазах читалась ненависть. И я вдруг поняла, что больше не могу. Не могу дышать этим воздухом, полным упреков и ревности. Не могу оправдываться за каждую заработанную копейку. 

— Твое «как-нибудь» меня больше не устраивает, — тихо сказала я. — И твоя ревность. И твоя мать. Если няня — это так прекрасно, пусть она сама туда и идет. 

В тот же вечер я собрала вещи свои и Степана. Денег, отложенных украдкой от всех, хватило на съемное жилье. 

А они с Еленой Станиславовной еще долго рассказывали всем, какая я неблагодарная и жестокая, бросившая несчастного инвалида в трудную минуту. Но я не могла больше терпеть их упреки и издевательства.