Свекровь не хочет звать нашего сына по имени, которое мы ему дали, а использует то, которым сама хотела назвать

мнение читателей

Комната еще пахла утренней свежестью и детской присыпкой, когда раздался звонок. На пороге стояла свекровь, Светлана Михайловна, с фирменным «Наполеоном» и улыбкой. 

— Доброе утро! — Я распахнула дверь шире, стараясь казаться радушной. — Заходи, как раз Артемка проснулся, капризничает немного. 

— Ой, моё солнышко! — Она миновала меня, устремляясь к кроватке, где наш шестимесячный сын хмуро размахивал кулачками. — Как мой Серафимушка сегодня? А? Кто тут у бабушки самый хороший ангелочек? 

Серафимушка. Опять. Мы с мужем Николаем еще до рождения выбрали имя Артем. Оно нам казалось сильным, современным, нашим.

Серафимом же Светлана Михайловна грезила для своего несостоявшегося второго сына. И теперь, будто навязчивой идеей, это имя цеплялось за моего ребенка. 

Первые разы я списывала на привычку, старалась мягко поправлять: 

— Мама, мы же решили назвать Артемием, помнишь? Артемка. 

Она лишь отмахивалась, целуя сына в макушку: 

— Да какая разница, деточка? Серафим – имя светлое, ангельское! Оно ему так идет! Правда, Серафимушка? 

Поначалу я терпела, не желая ссориться. Но каждая "Серафимушка" резала слух. Это было игнорирование нашего выбора, нашего права как родителей. Сегодня, услышав это снова, с ее сладким, но таким настойчивым придыханием, что-то во мне щелкнуло. Усталость от бессонных ночей, гормоны, инстинкт защиты своего детеныша – все смешалось в один четкий импульс. 

Я подошла к кроватке, аккуратно взяла Артема на руки. Он успокоился. Светлана Михайловна сияла, протягивая к нему руки. 

— Давай бабушка возьмет Серафимушку, мама чайку нальет... 

— Нет, мама. — Мой голос прозвучал тихо, но с ледяной твердостью. — Ты не возьмешь Серафима. Потому что Серафима здесь нет. Здесь есть Артем. Артемий Николаевич. Его зовут Артем. Так назвали его мы, его родители. 

Было слышно только сопение сына. Светлана Михайловна покраснела, ее глаза округлились от неожиданности и обиды. 

— Да что ты, милая, так резко? — попыталась она вставить свою привычную слащавость. — Я же просто... 

— Нет, не просто, — я перебила ее, глядя прямо в глаза. — Это не просто. Это неуважение. К нам с Колей и к нашему сыну. Каждый раз, когда ты называешь его не его именем, ты словно говоришь: ваше решение ничего не значит, я знаю лучше. Но это не так. Он – Артем. И я прошу тебя называть его только так. Понимаешь? Только Артем. 

Она открыла рот, чтобы что-то возразить, поискать оправдание, обвинить меня в излишней чувствительности. Но мой взгляд, должно быть, не оставлял места для дискуссии. Я стояла, обнимая сына, как крепость. В дверях кухни появился Николай, услышавший повышенные тона. Он молча наблюдал, его лицо было серьезным. Его молчание стало моей поддержкой. 

Светлана Михайловна опустила руки. В ней боролись обида и растерянность. 

— Ну... я... я, пожалуй, пойду, — пробормотала она, избегая моего взгляда. — Торт оставлю. Для... для Артема. 

Она почти шаркнула к выходу. Я не стала ее удерживать. 

— Спасибо за торт, мама. До свидания. 

Дверь закрылась. Я глубоко вздохнула. 

— Все хорошо, Артемка, — прошептала я, целуя его в щеку. — Мама здесь. И твое имя – твое. Никто не отнимет. 

Чувство было странным: смесь вины за резкость и огромного облегчения.

В рубрике "Мнение читателей" публикуются материалы от читателей.