Свекровь обсудила с родственниками мои отношения с мужем и огласила мне решение семейного совета

Мы поженились с Антоном три года назад. Тогда всё казалось простым: встретились на работе, через полгода съехались, через год — роспись в загсе. Его мать, Ольга Степановна, сначала держалась на расстоянии, спрашивала, не нужна ли помощь с ремонтом. Я думала, мне повезло. Но чем дольше мы жили с Антоном, тем чаще её советы превращались в требования.  

Антон не замечал, как её слова становились границами нашей жизни. «Мама говорит, нам лучше купить диван попрочнее», «Мама советует тебе сменить работу», «Мама считает, что мы редко ходим в церковь». Я поняла: он не умеет сказать «нет». Его молчаливое согласие с каждым её словом стало фундаментом, на котором она строила наше общее пространство.  

Это произошло месяц назад. После ссоры из-за того, что я отказалась ехать к её двоюродной сестре на дачу, Ольга Степановна замолчала. Не звонила две недели. Я вздохнула с облегчением, пока Антон не сообщил, что она собрала семейный совет. «Просто выслушай их», — попросил он.  

Родственники сидели в гостиной её квартиры, когда мы вошли. Тёти, дяди, даже старшая сестра Антона из Питера. Ольга Степановна заняла кресло во главе стола, будто председатель суда. Меня усадили напротив, как подсудимую. Антон сел рядом с матерью.  

Она начала без предисловий. Говорила о том, что брак — это ответственность перед семьёй, а не «капризы двух эгоистов». Что моё нежелание рожать детей «пока не встану на ноги» — глупость, ведь «Антон обеспечит». Что ссоры из-за мелочей — моя вина, потому что «мужчина должен чувствовать покой дома». Она словно зачитывала инструкцию. Родственники кивали. Сестра Антона добавила: «Ты должна быть мудрее».  

Потом Ольга Степановна огласила решение. Нам предстояло переехать в её квартиру: «Чтобы я научила вас жить правильно». Антон не поднимал глаз. Мне запрещалось спорить с ним при посторонних, а все крупные траты — обсуждать на «семейном собрании». «И дети — в течение года, — добавила она. — Иначе, зачем вообще это всё?»  

В тот момент я поняла две вещи. Первое: Антон знал о содержании этого разговора заранее. Второе: он выбрал их, а не меня и наши планы, которые она называла «несбыточными». 

Они ждали моей реакции. Ольга Степановна была готова к спору. Но я просто встала и вышла. Антон догнал меня на лестнице. «Ты не понимаешь, — сказал он, — они хотят как лучше». Я спросила, хочет ли он ребенка, которого будут воспитывать по расписанию его матери. Он промолчал.  

Сейчас Антон ночует у Ольги Степановны — «чтобы дать мне время подумать». Он всё ещё верит, что я передумаю. Я не злюсь. Злость требует сил, а у меня осталось только холодное понимание. Они не злодеи. Они искренне уверены, что ломают меня ради моего же счастья. Но я не глина, которую можно месить по своему усмотрению.  

Иногда мне жаль Антона. Ему придётся жить с выбором: быть вечным сыном или однажды стать мужем. А может, он смирится. Для него это проще.  

Завтра я отдам ключи и уеду к подруге. Потом найду новую работу. Возможно, когда-нибудь встречу человека, который не спросит у матери, какую жену ему выбрать. Или не встречу. Это неважно. Главное — я больше не позволю другим решать, какой должна быть моя жизнь. Даже если это называется «семейным советом».