Свекровь похвасталась, что развод сына – это ее заслуга, и посоветовала мне прислушиваться к ее мнению

Свекровь, Марина Степановна, разливала чай с таким видом, словно совершала священный ритуал. Я сидела напротив, пытаясь расслабиться в жестком кресле, чувствуя необъяснимую тревогу. Запах ванильного суфле, которым она так гордилась, казался сегодня приторным. 

— Ну как ваши дела, Любочка? — спросила она, прищурившись. Ее взгляд скользнул по моей блузке. — Никита не жалуется? Работает много, бедняжка. Ты же стараешься его не обременять? 

Я пробормотала что-то невнятное про «все хорошо», отхлебывая обжигающий чай. Она улыбнулась, довольная, и положила себе внушительный кусок суфле. 

— Знаешь, Люба, — начала она вдруг, и в ее голосе появились нотки странного торжества. — Я вот сегодня разговаривала с Олей. Помнишь Олю? Первая жена Никиты. 

Оля. Милая, тихая девушка, исчезнувшая из его жизни после стремительного и горького развода пять лет назад. Никита о ней почти не говорил. 

— Ну, так вот, — продолжила свекровь, явно наслаждаясь моментом. — Разговорились мы. Она все еще, знаешь ли, не замужем. Жалеет, конечно. Но что поделать? — Марина Степановна сделала драматичную паузу. — И знаешь, о чем я подумала? Что этот развод… это ведь во многом моя заслуга. 

Она смотрела торжествующе. 

— Ваша… заслуга? — переспросила я, удивившись. 

— Абсолютно! — она кивнула с самодовольной убежденностью. — Я сразу поняла, что Оля ему не пара. Совсем не та энергетика, не те амбиции. Не та… ну, в общем, не для нашей семьи. И я сделала все, чтобы Никита это осознал. Понял, кто ему действительно нужен. — Она взяла ложкой суфле и отправила в рот. — Тонко, конечно. Намеками. Советом. Иногда – прямым указанием. Но результат, как видишь, налицо. 

Я смотрела на ее гладкие волосы, спокойные, уверенные руки. Она разрушила чужую жизнь. И гордилась этим. 

— Так что, Любочка, — мягко продолжала она, — я тебе настоятельно советую. Прислушивайся к моему мнению. Я ведь плохого не посоветую. Я хочу только счастья своему сыну. И чтобы ты… — она посмотрела вызывающе, — чтобы ты избежала такой же участи. Правда же, не хочешь оказаться на месте Оли? Без мужа, без поддержки? Всего одна ошибка, одно неверное решение…  

Она не договорила. В комнате стало тихо. Это была не забота. Это была откровенная угроза, завернутая в бархат материнской "опеки". Она показывала мне свою власть. Свою способность ломать. 

— Марина Степановна, я… 

Но слов не было. Только отвратительно ощущение. Я увидела не просто свекровь. Я увидела архитектора несчастья, стоящего на обломках чужой любви и указывающего мне на них как на предупреждение. 

— Что, Любочка? — она улыбнулась шире, оскалив зубы. — Хочешь еще чаю? Он такой согревающий. 

Я покачала головой. Молчание было моим единственным щитом. Но в этом молчании, под ее оценивающим, торжествующим взглядом, родилось нечто новое. Понимание. Понимание того, с кем я имею дело. И того, что теперь я знаю правила ее игры. Холодные, жестокие правила, где любовь сына – лишь пешка. Проиграть я не имею права.