Свекровь положила глаз на мою квартиру и не давала покоя, уговаривая ее продать

Я стояла посреди крохотной унаследованной «однушки». Обои пузырились, пол скрипел под каждым шагом, как живой. Но это был мой шанс. 

— Анна, ты серьезно? — воскликнула свекровь. Она кружила по комнате, морща нос, будто наступила на что-то неприятное. — Эта… коробка? После нашей трешки? 

— Серьезно, — ответила я уверенно. — После ремонта здесь будет уютно. 

— Ремонт? — Она презрительно махнула рукой. — Тридцать метров, потолки в полтора роста, кухня — шкаф! Это не жизнь, Аннушка. Продавай. Семье нужны деньги. Помоги Ирине закрыть ипотеку. 

Ирина, ее старшая дочь, вечно «утопающая» с двумя детьми и долгами. Моя квартира давно стала мишенью в их семейных планах. 

— Галина Петровна, я не продам, — сказала я четко. — Это мое. 

— Твое? — Она подошла ближе. — А Максим? Всё должно быть общее. Ирина одна с детьми, а ты о своей выгоде думаешь. Эгоизм! 

Ее любимое слово. 

Дома Максим уткнулся в ноутбук. Галина Петровна тут же набросилась: 

— Макс, ты представляешь эту нору? Анна туда собралась! Деньги на ветер! 

— Мам, это ее квартира, — пробурчал он, не отрывая взгляда от экрана. 

Я села рядом. 

— Максим, мне нужен свой угол. Пусть маленький. 

— Понимаю, — он посмотрел на меня. — Но мать права, там тесно. 

— Зато это наше, — настаивала я.

На следующий день позвонила Ирина. 

— Анечка, ну подумай! Мне так тяжело… Дети, долги. У тебя же есть возможность помочь! 

— Ира, мне жаль, что тебе тяжело, — ответила я, чувствуя, как мне это надоело. — Но моя квартира — не твой спасательный фонд. 

— Как нет? — фальшивое возмущение. — Семья должна держаться вместе! Помогать! 

Давление становилось невыносимым. Я старалась не попадаться Галине Петровне на глаза. Максим заметил мою отстраненность. 

— Что происходит? — спросил он вечером, когда его мать ушла в свою комнату. 

— Происходит то, что я устала быть «эгоисткой» в твоей семье! — вырвалось у меня. — Устала слышать, что моё наследство должно спасать твою сестру! 

— Никто не заставляет, — отмахнулся он, но в его глазах читалось лишь нежелание влезать в этот спор. 

Кульминация наступила за субботним ужином. Галина Петровна положила вилку с театральным вздохом: 

— Мы тут с Ирой советовались. Анна, ты должна помочь. Продай квартиру. Закрой ипотеку Ирины. Это справедливо. 

— Должна? —Я посмотрела на Максима. Он уставился в тарелку. 

— Конечно должна! — вклинилась Ирина. — Семья — это когда делятся! Нельзя быть такой… расчетливой! 

— А почему никто не считается со мной? — возразила я. — Почему я должна отказаться от своего дома ради твоих, Ира, старых долгов? 

— Моих? — Ирина вспыхнула. — Это семейные проблемы! 

Галина Петровна закричала: 

— Хватит! Мы тебя приютили! Кормили! А ты неблагодарная! Жила в общаге, а теперь нос воротишь от нашей помощи! 

Я встала. 

— Решайте свои «семейные» проблемы без меня. Квартиру я не продам. 

— Тогда и жить с нами не будешь! — рявкнула свекровь, вскакивая. — Раз ты не с семьей, тебе тут не место! 

Опущенные глаза мужа сказали обо всем. 

— Хорошо, — ответила я. — Просто прекрасно. 

Я ушла в нашу комнату. Собрала чемодан. Максим загородил дверь. 

— Аня, подожди! Мать просто волнуется… Давай обсудим… 

— Обсуждать было время, Максим, — ответила я. — Ты сделал выбор. Молчанием. Это тоже выбор. 

Я переехала в свою «спичечную коробку». Без ремонта. Без удобств. Оторвала пузырящийся кусок обоев у двери. Под ним оказался старый слой – нежно-голубой, как бабушкины занавески. Я ткнула пальцем в рыхлую штукатурку. Она осыпалась. «Начну отсюда», — подумала я, доставая телефон, чтобы найти бригаду. За спиной не было осуждающих взглядов. Было только пространство, скрип пола под ногами и тишина, которую не нарушали чужие долги.