Свекровь разозлилась, когда услышала комплимент, сделанный мне мужем

Сегодня ужин был в расширенном формате – втроем. Я, Сережа, и его мама, Татьяна Ивановна. Я старалась: свежий салат, сочные котлеты, воздушное картофельное пюре. 

— Знаешь, Ань, — Сережа, отложив вилку, обернулся ко мне. — Каждый раз, когда ты готовишь эти котлеты, я снова понимаю, как мне повезло с женой. Это просто нереально вкусно. Ты – волшебница. 

Я улыбнулась, почувствовав приятное тепло. Комплимент был искренним, душевным. Но радость длилась ровно до того момента, пока я не встретилась взглядом со свекровью. Лицо Татьяны Ивановны застыло, как будто высеченное из мрамора. Брови сдвинулись. 

— Повезло? — ее голос, обычно чуть хрипловатый, стал резким. Она оттолкнула тарелку. — Нереально вкусно? А мне, сынок, ты когда-нибудь так говорил? Хотя бы раз за тридцать лет, что я тебя кормлю? Или моя еда для тебя никогда не была «нереально вкусной»? 

Сережа остолбенел. Он растерянно моргнул. Я видела, как ему неловко, как он не знает, куда деться под этим взглядом. В груди у меня все сжалось – от неожиданности, от обиды за его растерянность и за этот нелепый выпад. Но я вдруг поняла: это не про котлеты. Это про боль. Про невысказанную потребность в признании. Про ревность, глупую и щемящую. 

Хотелось встать и выйти. Или сказать что-то колкое в ответ. Но я сделала по-другому. 

— Татьяна Ивановна, — начала я. — Я вас понимаю. Каждая мать хочет слышать слова благодарности от своего ребенка, особенно за заботу. Это естественно и правильно. — Я сделала небольшую паузу. — Но Сережа… он ваш сын. А я – его жена. И когда он хвалит меня, это не значит, что он не ценит вас. Это значит, что он счастлив здесь и сейчас. Что он ценит то, что я делаю для него сегодня. — Я чуть наклонилась к столу. — Вы же его вырастили таким – внимательным, благодарным. Он вас любит, это видно. Но мужья должны хвалить своих жен, Татьяна Ивановна. Это нормально. Так же, как сыновья должны благодарить своих мам. Просто, наверное, иногда мы все забываем сказать важные слова вовремя. — Я мягко добавила: — И прошу прощения, если мой ужин и его реакция на него задели вас. Но я не думаю, что это повод для гнева. Скорее, повод вспомнить, как приятно слышать теплые слова, правда? 

Татьяна Ивановна не отводила взгляда. Гнев в глазах сменился на растерянность. 

— Гм… — она пробурчала что-то невнятное. — Ну… да… Готовишь ты, конечно, неплохо. — Это было не похоже на комплимент, но и не было ударом. Она потянулась за салфеткой. — Картошка сегодня… хорошая. Пышная. 

Сережа выдохнул. Он бросил на меня быстрый, полный безмерной благодарности взгляд. Я почувствовала, как напряжение в воздухе медленно, но верно рассеивается. 

— Спасибо, мам, — тихо сказал он. — Твои котлеты я тоже всегда любил. Помнишь, в школе, с гречкой? 

Татьяна Ивановна лишь кивнула, сосредоточенно ковыряя вилкой в пюре. Ужин продолжался почти в тишине, но это была уже другая тишина – не враждебная, а задумчивая. Я просто напомнила всем, включая себя, о том, что доброе слово – не дефицит. Его хватит на всех, если не скупиться и не требовать его только для себя. А свекровь… ну что ж. Ее гнев сменился на тяжелое раздумье. Иногда это и есть первый шаг к перемирию. Я доела свою котлету. Она и правда была нереально вкусной.