Свекровь разыграла целый спектакль, чтобы я поверила в измену и бросила ее сына

Я смотрела, как фары его внедорожника растворяются в сумерках. Он так уверенно улыбался, целуя меня на прощание. «Мама — человек простой, деревенский. Руководит всем и вся, это да. Но зла не сделает». Его слова должны были меня успокоить, но получилось наоборот. 

Я помнила тот единственный визит. Холодный, оценивающий взгляд Галины Ильиничны, скользящий по моей городской одежде. Ее уколы, замаскированные под безобидные вопросы: «А супы варить-то умеешь?» и «Ну и зачем тебе эта журналистика? Мужик должен кормить семью, а баба — домом управлять». Витя тогда отмалчивался, и этот его нейтралитет удивил меня. 

А теперь она попросила срочно приехать. 

Вечер тянулся долго. Я чувствовала, эта женщина что-то затевает. Она не из тех, кто сдается. Она из тех, кто подчиняет. 

Когда стемнело окончательно, я не выдержала и написала ему: «Как ты? Все хорошо?» Ответа не было. 

Вскоре телефон завибрировал, оповестив о сообщении. Фотография. Еще одна. Десять. Пьяный, почти без сознания Витя. И какая-то женщина с вызывающе-яркой косметикой, которая обнимала его, целовала, а потом… потом были кадры, от которых стало противно. 

Я сразу поняла – это спланированная провокация. Она не могла просто поговорить, убедить. Ей надо было разбить, уничтожить наши отношения. 

Я переоделась, села за руль и поехала к ним, в деревню. 

Подошла тихо к освещенному окну их дома. И услышала, как свекровь с кем-то говорит по телефону. Я включила диктофон на своем. 

— Получилось! — довольно сообщала свекровь. — Эта Катька — настоящая аферистка! Как она моего Витьку бесчувственного вертела! И сфоткала все сама, и отправила его драгоценной супруге. Думаю, эффект будет ошеломительный. 

Потом я вошла. 

— Где он? 

Галина Ильинична вскочила, ее глаза округлились. Но я уже шла по коридору, вперед — на звук храпа. Я распахнула дверь в спальню. Витя спал мертвым сном. А та… та самая «актриса» примостилась рядом, делая селфи. 

Я просто взяла ее за шиворот и буквально вышвырнула из комнаты. Она что-то завизжала, но я уже трясла Виктора. 

— Вставай. Смотри.

Он с трудом фокусировал взгляд. Увидел меня. 

— Алиша… Я не… 

Я молча поднесла к его лицу телефон. Сначала фото. Потом — запись. Я наблюдала, как его похмельное недоумение сменяется шоком. Он повернулся к своей матери, которая застыла в дверях. 

— Мать… Ты что это наделала? 

— Сыночек, я же для твоего блага… — залепетала она. 

— Молчи! — он крикнул так, что я сама вздрогнула. — Ты слышала себя? Слышала?! Это грязно. Это подло. Я взрослый человек! Это мой выбор! Моя жизнь! Ты мне больше не мать. Слышишь? 

Мы молча ехали обратно. Он первым нарушил тишину уже на подъезде к дому. 

— Прости. Я не знаю, что сказать. 

— Мне не за что тебя прощать. Ты стал жертвой, а не соучастником. 

— Как ты вообще догадалась приехать? 

— Я тебе говорила — у меня дурное предчувствие. Она не стала бы просто так тебя звать. Ей нужен был результат. Развод. 

Он покачал головой.

Мы вошли в квартиру. 

— Витя. 

— М? 

— Через месяц ты поедешь к ней и помиришься. 

— Ты что? После всего, что она сделала? Она пыталась разрушить нас! 

— Она — твоя мать. — Я сказала это просто. — Она совершила чудовищную ошибку. Но она действовала из своей, уродливой, но любви. Я не прощу ее. Возможно, никогда. И общаться с ней не буду. Но ты должен. Потому что однажды ты можешь пожалеть об этом разрыве. А я не хочу быть его причиной. 

— Ты уверена? — тихо спросил он.

— Абсолютно. — Я сделала паузу, кладя его руку себе на живот, — потому что я теперь тоже мама. И я никогда не захочу ссориться со своим ребенком.