Свекровь уговорила купить квартиру рядом с ней — оказалось, это было частью ее плана

Свекровь всегда мечтала жить рядом с сыном. Когда мы с Антоном поженились, она подарила нам сертификат на риэлтерские услуги: «Ищите квартиру в моем районе, помогу с деньгами». Тогда я обрадовалась — старый спальный район с липами под окнами, тихий двор, где гуляли мамы с колясками, да и поддержка с будущим ребенком не помешает. Антон, выросший в гиперопеке, сразу согласился. «Мама хочет быть ближе», — говорил он, когда я робко спрашивала, не многовато ли ее участия. Я тогда не поняла, что «ближе» для неё значило «на расстоянии вытянутой руки».  

Переезд стал началом. Свекровь приходила каждый день: то с супом в термосе, то с советами по ремонту, которые звучали как приказы. «Обои должны быть бежевыми — практичнее», «Диван поставьте у окна, чтобы я могла смотреть телевизор». Через месяц у нас появился её экземпляр ключей — «на всякий случай». Я молчала, убеждая себя, что это забота. Но когда родилась Варвара, всё изменилось.  

Первые недели я была благодарна: свекровь сидела с ребёнком, пока я спала урывками. Потом заметила, что Варя перестала брать мою грудь, предпочитая бутылочку. Оказалось, свекровь докармливала её смесью, пока я была в душе. «Ты мало молока даёшь», — заявила она, когда я попросила не вмешиваться. Антон, как всегда, занял нейтралитет: «Мама лучше знает». Его пассивность раздражала всё сильнее, но я боялась ссор — после родов казалось, что я завишу ото всех.  

К году Вари свекровь фактически поселилась у нас. Она переставила мебель, заменила мои шторы на «более практичные» голубые, а однажды я застала её за сортировкой моего белья. «Ты неправильно стираешь», — пояснила она, складывая мои вещи в стопку «на выброс». Я начала запирать дверь, но утром находила её открытой — свекровь брала ключи у Антона.  

Всё раскрылось случайно. Варя заболела, и я пошла к педиатру. Врач, просматривая карту, удивилась:  

— Бабушка уже консультировалась у меня по поводу прикорма. Говорила, что вы слишком заняты.  

— Мы не просили её, — пробормотала я, чувствуя, как краснею.  

— Странно. Она принесла вашу доверенность.  

Дома я порылась в документах. В папке нашла копию ключей от квартиры, распечатанные чеки на мебель (купленную свекровью «в подарок») и главное — договор о совместной собственности на квартиру. Оказывается, свекровь вложила не 30%, как обещала, а 51%, оформив сделку через своего нотариуса. Моё имя даже не упоминалось в документах.  

— Ты знал? — трясущимися руками я сунула Антону бумаги.  

Он опустил глаза, вертя в руках пульт от телевизора:  

— Мама сказала, это формальность… Чтобы защитить инвестицию.  

— Инвестицию во что? В нашу жизнь?  

Той же ночью свекровь явилась снова. Варя плакала от температуры, а она, не здороваясь, направилась к шкафу:  

— Надо сменить ей пижаму. Вы же не умеете подбирать одежду по погоде.  

— Вон, — прошипела я, перекрывая крик Вари.  

— Что? — она обернулась, держа в руках розовый комбинезон, который я терпеть не могла.  

— Вы купили не квартиру, а нас. Но мы не вещь.  

Антон молчал. Свекровь швырнула комбинезон на кровать:  

— Утром сами разберётесь.  

Сейчас мы съехали в арендованную однушку на другом конце города. Антон впервые за пять лет спорит с матерью по телефону, а я слышу обрывки: «Ты манипулируешь!», «Я же права!». Варя учится засыпать без бабушкиных колыбельных — я пою ей те самые песни, от которых свекровь морщилась: «Не педагогично».  

Сегодня утром, пока Антон собирал Варю в садик, я взяла его записную книжку. На последней странице — его почерк: «Найти юриста. Переоформить квартиру». Возможно, даже он начал видеть границы. Или просто устал быть марионеткой.  

А я ищу работу. Хочу накопить на свой взнос — пусть крошечный. Без доверенностей, процентов и условий. Когда-нибудь Варя спросит, почему мы живём в тесноте. Я честно расскажу, как бабушка перепутала заботу с контролем. И как мы выбрали свободу вместо удобной клетки.