Свекровь возненавидела моего ребенка от первого брака и уговаривает мужа сдать его в детдом

Мне тридцать четыре года, и я мать двоих детей. Старший, Тимофей, родился от первого брака. Мы развелись, когда ему было три года: муж пил, поднимал руку, и однажды я просто собрала вещи и ушла. Через два года встретила Алексея. Он знал о Тимофее с самого начала, говорил, что это не проблема. Мы поженились, переехали в его квартиру, и первые полтора года всё было... нормально.  

Ирина Петровна, мать Алексея, с первого дня смотрела на меня как на недоразумение. Её сын — успешный архитектор, а я — «разведёнка с ребёнком». Но пока мы жили отдельно, она ограничивалась редкими визитами и холодными комплиментами вроде: «Какой ты храбрый, Лешенька, взял на себя чужого ребёнка». Я молчала. Думала: главное, чтобы Алексей любил нас обоих.  

Всё изменилось, когда родилась Софийка. Наша с Алексеем дочь. Ирина Петровна, ранее равнодушная к внукам, внезапно стала ежедневно приходить в гости. Нянчилась с малышкой, приносила подарки, а Тимофею — вещи из секонд хенда. «Ему и так хватит», — говорила она, избегая смотреть на него. Тогда я ещё не понимала, что это только начало.  

Через месяц после родов я заметила, как изменился Алексей. Раньше он читал Тимофею на ночь, водил в парк, смеялся над его детскими шутками. Теперь отмахивался: «Устал», «Занят», «Пусть сам поиграет». Ирина Петровна всё чаще оставалась на ужин. За столом она восхищалась Софийкой, а потом, кивая в сторону Тимофея, говорила: «Дети от первых браков — это как чемодан без ручки. И нести тяжело, и бросить жалко». Алексей молчал.  

Тимофей начал заикаться. Были у врача, сказал, что это на нервной почве. Я спрашивала сына, что случилось, но он лишь прижимался ко мне и шептал: «Ничего, мам». Пока я укладывала Софийку, слышала, как Ирина Петровна в гостиной нашептывает Алексею: «Он же не твой. Зачем тебе эти проблемы? Отдай в детдом — там ему помогут. У тебя теперь своя кровь есть». Алексей не отвечал, но и не прерывал её.  

Вчера я решила поговорить с ним. Ждала, пока дети уснут, приготовила чай. Но он ушёл в кабинет, сказав: «Не сейчас». Ночью проснулась от приглушённого разговора за стеной. Подошла к двери. Ирина Петровна: «Ты должен выбрать. Или она с этим подарком судьбы, или мы с тобой и Софийкой. Детдома сейчас хорошие, ему там лучше будет». Алексей пробормотал: «Не знаю... Может, ты права».  

Я распахнула дверь. Они оба вздрогнули, будто пойманные воры. 

— Хватит. Ты выбираешь сейчас: мы все — или она.
— Аня, не устраивай сцен, — Алексей поднялся с кресла, но я перебила:
— Я не прощу, если твоя мать ещё раз посмотрит на Тимофея как на мусор. И тебя — тоже. Если не готов быть отцом двоим моим детям, нам нечего делать вместе. Уйду с обоими.

— Ты не заберёшь Софийку! — закричала Ирина Петровна.
— Попробуйте остановить.

Утром, пока Алексей молча собирался на работу, я позвонила подруге — договорилась пожить у неё. Сложила чемоданы: вещи Тимофея, пелёнки Софийки, свои документы. Взяла коляску, оставила обручальное кольцо на тумбочке.

Теперь сижу на вокзале, жду автобус. Софийка спит в слинге, Тимофей рисует фломастером на салфетке. Знаю: юристы, суды, угрозы ещё впереди. Но я не позволю сломать сына. И не отдам дочь тем, кто готов выбросить ребёнка, как старую мебель.