Свекровь выживала меня из квартиры, устраивая козни, а муж не верил доказательствам

Я никогда не думала, что мой брак превратится в поле боя с одним-единственным, но безжалостным противником. Все началось с малого — с навязчивого постукивания по батарее ровно в семь утра, будто кто-то выбивал морзянку одним пальцем. Потом добавился стук в потолок, стоило мне включить телевизор или засмеяться в телефон. 

— Олег, я больше не выдерживаю, твоя мать сводит меня с ума своим топотом, а ты делаешь вид, что ничего не происходит! 

— Ирина, дорогая, она просто ходит по своей квартире, — пожимал плечами муж. — Она в возрасте, будь терпимее. Тебе мерещится. 

— Мечтает, чтобы я исчезла и освободила место рядом с ее драгоценным сыном! — я уже почти кричала. 

— Хватит выдумывать, — гладил он меня по руке. — Я тебя обожаю, всё прекрасно. Просто вы с мамой не сошлись характерами. 

Мы познакомились с Олегом, когда он зашел в мой цветочный магазин купить букет для коллеги. Через полгода я переехала в его уютную «двушку». Мы оба устали от одиночества, и всё казалось идеальным. До того дня, как я узнала, что прямо над нами живет Валентина Петровна. 

Сначала она была милой и приветливой. Всё изменилось после свадьбы. Её пенсионное времяпрепровождение свелось к одному — наблюдать за мной. Стоило Олегу уйти на работу, начинался ад. Грохот, скрежет, а однажды с потолка посыпалась штукатурка. Я поднялась к ней. 

— Валентина Петровна, что у вас там происходит? 

— Ой, Ирочка, я просто цветы переставляла, — слащаво улыбнулась она. — Извини, если что. 

Но это было только началом. Однажды ко мне подошли соседки у подъезда. 

— Это вы вызывали службу отлова? Забрали нашу дворовую кошку с котятами! 

— Я? Нет, конечно! — опешила я. 

— Так это Валентина Петровна сказала, что вы. Жалуетесь, мол, шумят. 

Я попыталась поговорить с ней в подъезде. Она озиралась и прошипела: 

— Он мой единственный мальчик. Я его ото всех оберегаю. И ты не станешь исключением. 

Я не стала рассказывать Олегу. Не поверил бы. Его вера в материнскую святость была непоколебима. Всё вскрылось, когда я, вернувшись с работы раньше, застала её у нашей двери с баллончиком краски. Она выводила слово «шл…ха». Я успела сделать фото. 

Вечером показала снимок мужу. 

— Взгляни сам. 

Он внимательно посмотрел на экран и вздохнул: 

— Ирина, это же тень и блики. Мама с больными суставами не стала бы так низко наклоняться. Хватит уже этих фантазий. 

В ту ночь я не спала. А наутро, пока Олег был в командировке, Валентина Петровна подожгла газету в нашем почтовом ящике. Я почуяла дым, едва выйдя из лифта. Вызвала пожарных. 

Большего мне не потребовалось. Я поняла: это битва, которую я не выиграю. Цена этой войны — моя жизнь. 

Когда Олег вернулся, мои чемоданы уже стояли у двери. 

— Я ухожу. 

— Но почему? Мы же можем поговорить с мамой… установить камеры… 

— Нет, Олег. Ты не защитил меня, когда это было необходимо. Ты выбирал её снова и снова, даже когда доказательства были у тебя перед глазами. Я не могу жить в доме, который осаждает твоя мать. И я не верю, что ты когда-нибудь изменишься ради меня. 

Я ушла. Иногда я вижу их в парке — он аккуратно ведет её под руку, а она что-то говорит, счастливая. Она получила то, что хотела. Они остались вдвоем.