Свекровь заявила, что мы должны отказаться от покупки машины, потому что ей эти деньги нужнее

Я сидела на кухне, листая каталог машин, и представляла, как мы с Андреем, наконец, перестанем мерзнуть на остановках. Два года копили, отказывая себе во всем: ни отпусков, ни новых телефонов. И вот — нужная сумма на счете, завтра поедем в салон...  

Дверь захлопнулась. В прихожей раздался знакомый скрип каблуков.  

— Мама? — Андрей выглянул из комнаты, брови домиком.  

— Вы тут машину собрались покупать? — голос был неестественно звонким.  

Я сглотнула. Андрей потрогал мое плечо, будто пытаясь удержать от взрыва.  

— Ну, да... — начал он.  

— Отдайте деньги. Мне нужнее.  

— Что... что случилось? — я встала.  

— Кредиторы! — она швырнула на стол пачку бумаг с печатями. — Твой отец, — она ткнула пальцем в Андрея, — перед уходом влез в долги. Сейчас требуют с меня. Или квартиру заберут.  

Андрей побледнел. Я схватила листок: суммы, даты, подписи... Все выглядело настоящим.  

— Почему ты молчала пять лет?! — вырвалось у меня.  

— Стыдно было! — она прижала ладонь к груди, как героиня мелодрамы. — Но теперь выбор за вами: машина... или крыша над моей головой.  

Андрей сел, уткнувшись лицом в руки. Я знала этот жест — так он делал в институте перед сложным экзаменом.  

— Ты хочешь, чтобы меня на улицу вышвырнули?! — ее голос взлетел до визга. — После всего, что я для тебя сделала? Кто ночами сидел, когда ты болел? Кто продал бабкины серьги, чтобы тебе куртку купить?!  

Я резко отодвинула стул.  

— А кто три года назад оплатил вашу операцию? Кто снимал для вас дачу? Мы — не банк, Ольга Петровна!  

Она впервые за вечер посмотрела на меня прямо. Глаза — ледяные щели.  

— Ты. Ничего. Не понимаешь. — Каждое слово будто ножом вырезала. — Выживешь в моей шкуре — поговорим. Андрюша, — повернулась к сыну, — решай. Сейчас.  

— Мама... Мы можем взять еще кредит... — пробормотал он.  

— Под 25%? С ума сошли! — я засмеялась горько. — Ты помнишь, как мы на гречке сидели, чтобы собрать эти деньги?  

Свекровь вдруг схватилась за сердце, повалившись на стул.  

— Ой, таблетки... В сумочке...  

Андрей бросился к ней. Я стояла, сжав кулаки, глядя на эту сцену: он суетится, она хрипит, держа его за рукав. Знакомая пьеса. В прошлом году «сердечный приступ» случился, когда мы отказались крестить дочку.  

— Хватит! — рявкнула я неожиданно даже для себя. — Андрей, выбери. Прямо сейчас. Либо она уходит с деньгами, либо... — голос сломался.  

Он замер, держа в руках таблетки. Его взгляд метнулся от меня к матери.  

— Мама... Мы отдадим половину. Остальное — в рассрочку...  

— Ты эгоист! — завопила свекровь, внезапно «выздоровев». — Я тебя рожала в муках, а ты...  

Я взяла банковскую карту, положила на стол.  

— Берите. Все. — Сказала тихо. — Но это в последний раз.  

Она, не глядя на меня, схватила карту, сунула в сумку. Андрей что-то кричал, но я уже не слышала. Вышла на балкон. Холодный воздух обжег легкие. Где-то внизу сигналила машина — чужая, не наша.  

— Прости, — он обнял меня сзади. — Я найду способ...  

— Нет, — я высвободилась. — Больше — нет.  

На следующий день свекровь прислала фото: новая шуба из Италии. «Спасибо, родные!» — гласила подпись. Андрей разбил тарелку об стену. А я начну копить заново. Втайне. На отдельный счет.