– Твоя дочь получила четверку, а тебе хоть бы что! – кричала жена, считая это вселенской катастрофой

Этот вечер начался с того, с чего начинались многие наши вечера — с пронзительного крика жены, долетавшего из гостиной даже сквозь закрытую дверь спальни. 

— Артем, немедленно сюда! 

Я отложил телефон и потянулся к источнику этого звука. Она стояла посреди комнаты, сжимая в руке тетрадь нашей дочери Лизы. Увидев меня, жена лишь усилила накал. 

— Взгляни сам! Твоя дочь! Сделай же что-нибудь, наконец! 

Лиза сидела, вжавшись в стул, и ее взгляд, полный мольбы и страха, был обращен ко мне. Она готова была на все, лишь бы это прекратилось. 

— В чем дело, Вика? 

— Контрольная! Биология! «Хорошо»! Артем, ты понимаешь? Это же позор! 

— Успокойся, просто подумай. Она, наверное, не выучила. «Хорошо» — это не катастрофа. Ты кричишь, будто она всю жизнь загубила одной оценкой. 

— А тебе хоть бы что! Ты и не такое проигнорируешь! Тебе абсолютно все равно на будущее собственного ребенка! — выпалила она. 

Лиза воспользовалась паузой и исчезла бесшумно, как мышка. Я вздохнул. Эти сцены стали нормой. Все вокруг — ее мама, подруги — давно мне объяснили, что Вика — человек творческий и ранимый, что ее вспышки — это от избытка чувств, от переживания за нас. Закончив кричать, она всегда разливалась в рыданиях. И я, как заведенный, шел ее утешать. 

Все изменилось в тот день, когда мне позвонили из школы. Меня ждал кабинет социального педагога. Моя дочь, бледная, с трясущимися руками, сидела, уставившись в стол. Рядом — нервничающая учительница. 

— Лиза не справилась с работой. Получила «удовлетворительно». Я сразу сказала, что можно все исправить. Реакция была… неожиданной. Она заявила, что дома ее серьезно накажут. Мы не могли проигнорировать подобное заявление. 

Фраза «неожиданная реакция» резанула меня по живому. Так мы всегда оправдывали Викины срывы. А теперь мой ребенок, моя маленькая Лиза, всерьез верила, что ее ждет расплата за поправимую оценку. 

Вернувшись домой, я был спокоен. И тверд. 

— Вика, нам нужно поговорить. 

— Опять что-то случилось? Я только прилегла. 

— Речь о Лизе. Прекрати на нее орать. Меня сегодня вызывали в школу. У нее истерика из-за тройки. Она боится тебя. 

— Из-за тройки?! — она вспыхнула мгновенно. — Да она просто валяет дурака! Манипулирует тобой! 

— Прямо как ты? 

— Что? 

— Именно это. Ты постоянно кричишь, устраиваешь сцены на ровном месте. А потом все списывается на твой «сложный характер» и ранимость. Выбор прост. Либо ты начинаешь контролировать себя и уважаешь психику нашего ребенка, либо мы забываем про твою «особенность» как оправдание. 

— Вот как? Я весь дом на себе тяну, а ты еще и обвиняешь меня? Это твоя любовь? 

— А твоя в чем выражается? Давай не уходить в сторону. Либо мы решаем этот вопрос, либо… 

— Что? Ты нас бросишь? 

— Если это будет необходимо для Лизы — да, — я сказал это тихо. 

Она разрыдалась. Затем, с рыданиями, вытащила чемодан. 

— Значит, так? Я сама уйду! Увидите, как вы без меня проживете! — она начала швырять в него вещи, ожидая, что я остановлю ее, буду умолять остаться. 

Но я молчал. Через час в доме воцарилась непривычная, оглушительная тишина. 

Лиза осторожно вышла. 

— Мама уехала? — прошептала она.

Я лишь кивнул, готовясь к долгому тяжелому разговору, к утешениям. Но вместо слез я увидел на ее лице сияющую, самую искреннюю улыбку, которой не видел, кажется, годы. 

— Ура! Значит, теперь можно будет жить спокойно? 

Следующие недели стали откровением. Я нашел помощницу, Марину Ивановну, которая за разумные деньги дважды в неделю наводила идеальный порядок и готовила прекрасные обеды. Деньги, которые Вика тратила на салоны красоты и шопинг, с лихвой покрывали эти расходы. В доме пахло едой и свежестью, а не страхом. И главное — была тишина. 

Вика вернулась через месяц, проведенный у своей матери в ожидании, что я приползу к ней с повинной. Вместо этого она получила бумаги на развод. Суд учел и мои стабильный доход, и уверенное заявление Лизы о желании остаться со мной. 

Лиза изредка соглашается ее видеть. После одной из таких встреч она рассказала, что хочет стать психологом и помогать людям. 

— Что, намекаешь, что я псих? — взвизгнула тогда Вика, как мне пересказала Лиза. 
— Это ты сама так подумала, — холодно ответила ей дочь. 

Если со мной она была милым и послушным подростком, то на встречах с матерью отыгрывалась за все. Теперь уже Вика часто уходила со слезами. А моя повзрослевшая, сильная дочь смотрела ей вслед с чувством горькой победы.