— Ты только не обижайся, дорогая, но мне нужна молодая спутница, чтобы ходить на мероприятия, — заявил муж

Он произнес это за завтраком. Вилка в его руке медленно кромсала омлет, а я смотрела на его пальцы — те самые, что тридцать лет назад дрожали, надевая мне обручальное кольцо.  

— Ты только не обижайся, дорогая, — голос ровный, деловой. — Но мне нужна молодая спутница, чтобы ходить на мероприятия. Ты же сама понимаешь: имидж компании, переговоры...  

Кофе во рту внезапно стал горчить. Я поставила чашку, стараясь не пролить. Наш сын окончил университет вчера. Его диплом все еще лежал на полке.  

— То есть я... старовата для твоего имиджа? — спросила я, удивляясь своему спокойствию.  

Он вздохнул, отодвигая тарелку.  

— Не усложняй. Просто клиенты привыкли видеть рядом с успешными мужчинами... — он запнулся, подбирая слово.  

— Декорации? — подсказала я.  

— Партнеров, — поправил он, не глядя на меня.  

Комната наполнилась гулом, будто в уши залили воду. Я вспомнила, как два года назад уговаривала его сходить к кардиологу. Тогда он бросал в меня тем же взглядом — смущенным, но упрямым.  

— А если я откажусь «освобождать место»? — спросила я.  

— Не надо истерик, — он встал, поправляя манжеты. — Это не измена. Просто бизнес.  

Дверь закрылась. Я осталась сидеть с его недоеденным омлетом. Нахлынули воспоминания. 

В двадцать пять я шила ему галстуки из обрезков ткани, когда его уволили. В тридцать — вела переговоры с подрядчиками, пока он лежал с пневмонией. В сорок пять — уговорила инвестора вложиться в его проект, хотя тот сначала требовал «поговорить с настоящим боссом».  

А сейчас, в пятьдесят три, я намазывала джем на хлеб. Наша кухня пахла так же, как в съемной однушке: кофе, масло, его одеколон. Только плитка теперь итальянская.  

Он вернулся поздно, принеся с собой запах дорогого виски.  

— Договорились? — спросил он, снимая часы Patek Philippe — подарок к нашему серебряному юбилею.  

— Да.  

Он обернулся, впервые за день глядя мне в лицо.  

— То есть ты... не против?  

— Я подаю на развод, — сказала я. Голос не дрогнул. Удивительно.  

Его пальцы замерли на запонке.  

— Ты что, ревнуешь к какой-то...  

— Нет. Просто поняла: я тоже хочу нового партнера.  

— Какого?! — он покраснел, как в те времена, когда я заставала его за курением в подъезде.  

— Себя. Той, что не стала юристом, чтобы вести твою бухгалтерию. Которая до сих пор не видела Парижа, потому что ты «ненавидишь туристов».  

Он засмеялся — коротко, нервно.  

— И что ты будешь делать? В твоем возрасте...  

— В моем возрасте, — перебила я, — как раз начинают жить.  

Адвокат сказал, что я могу претендовать на 60% активов. Изучил документы, восхищенно спросил: «Вы вели все контракты?». Сын прислал сообщение: «Мама, ты мой герой».  

Сегодня утром я купила билет в Париж. Один. Пока ждала такси, увидела его в окне: стоял на балконе, с мобильником у уха. Наверное, звал ту «спутницу» — объяснять, почему ей придется выбирать посуду дешевле.  

Я помахала рукой. Он не заметил.  

***

Самолет взлетел, и стюардесса принесла шампанское. В иллюминаторе облака напоминали свадебную фату. Я достала блокнот, где тридцать лет записывала его дела. На чистой странице вывела: «План на 50 лет».  

Первый пункт: «Перестать быть сноской в чужой биографии».