– Ты живешь с ним только из-за денег, – заявила свекровь, когда узнала, что ее сын потратил свои накопления

Маргарита Павловна с порога оценивала прихожую и меня, словно искала подтверждение своей вечной уверенности в моей несостоятельности. Я только что вернулась с почты, держа в руках конверт с долгожданными документами. Свекровь вряд ли заметила. 

— Сережа сказал, что снял крупную сумму, — начала она без приветствия. — Очень крупную. Всё, что он копил годами на машину. Куда, Ольга? На что ты их промотала? На шубы? Дорогие безделушки? 

Она сделала паузу, и выстрелила главным обвинением: 

Я смотрела на эту женщину, чьи предубеждения ко мне были прочнее гранита. Вместо привычного недовольства теперь она бросала обвинения. Я положила конверт на тумбочку. 

— Маргарита Павловна, — начала тихо, но доходчиво. — Вы ошибаетесь. Категорически. Деньги не пропали. Они потрачены. И потрачены не на меня. 

Я снова взяла конверт. Это было заключение экспертизы и квитанция об оплате лечения. 

— Вот, смотрите. — Я протянула ей документы. — Ваш сын, мой муж, узнал месяц назад, что у его тети, Анны Павловны, вашей сестры, обнаружили серьезную проблему с сердцем. Требовалась срочная операция. Дорогая. Ее пенсии и скромных сбережений не хватало даже наполовину. Государственные квоты – очередь на год вперед, у нее этого года нет. 

— Сергей не хотел вас тревожить, зная вашу… сложную историю отношений с сестрой. Он просто сделал это. Отдал все свои накопления, чтобы спасти ей жизнь. Оплатил клинику, лучших специалистов. Операция была позавчера. Прошла успешно. 

Я видела, как бледнеет ее лицо. Гнев сменялся растерянностью, потом – стыдом. Но я не остановилась. Годы немых упреков, намеков на мое корыстие требовали выхода. 

— А что касается вашего заявления… — Я сделала шаг вперед. — Вы правы в одном: я живу с вашим сыном. Живу уже семь лет. Живу, когда он без работы, и я встаю в пять утра, чтобы успеть на три репетиторства до своей смены. Живу, когда мы месяц ели макароны с тушенкой, потому что надо было выплатить его старый долг. Живу в этой съемной квартире, мечтая о своей, но откладывая копейку за копейкой. Живу, стирая его рубашки и выслушивая его рассказы о работе, даже если умираю от усталости. Живу, потому что люблю его. Люблю его честность, его глупое чувство юмора, его готовность отдать последнее ради близких. Именно это, Маргарита Павловна. Не деньги. А умение любить и жертвовать. 

— Так что, нет. Я живу с ним не из-за денег. Я живу с ним вопреки их отсутствию. И вопреки вашей уверенности в обратном. Ваш сын — человек, а не кошелек. И мне жаль, что вы до сих пор этого не поняли. 

Маргарита Павловна стояла, сжимая в руках бумаги. Документы о спасении жизни ее сестры на деньги ее сына. Ее взгляд упал на пол. Гордая осанка сломалась. Ни слова оправдания, ни благодарности не сорвалось с ее губ. Только тихий, сдавленный звук, похожий на всхлип. Она резко развернулась и вышла. 

Я осталась одна. В тишине прихожей. Деньги на машину исчезли? Да. Но в моих руках было нечто большее – доказательство порядочности моего мужа, его милосердия и, наконец, обретенное достоинство. Оно стоило дороже любой машины.