В чем проблема, что я представилась твоей женой? – удивлялась, почему муж устроил скандал на ровном месте, пока он не сказал правду

Максим молча сбросил куртку, прошел мимо, будто я – пустота. Весь вечер отсиживался в кабинете, игнорируя накрытый стол и мои робкие попытки: «Макс?.. Может, поешь?» Нервы не выдержали. 
 
— Максим, ну хватит дуться! — подсела на край дивана, коснулась его руки. — Чайку? Или просто поговорим? Разбитая кружка – ерунда же! 
 
Он дернулся, будто обжегся. 
 
— А тебе есть, что добавить? — голос ледяной. — Ты утром сказала достаточно. Более чем. 
 

— Но я просто… расстроилась! — залепетала я, теряясь под этим взглядом. — Руки у тебя… ну, не всегда ловкие. Ничего страшного! 
 
— Страшное – не кружка, — он горько усмехнулся. — Страшное – твой язык, Юля. Одна твоя фраза – и рушится все. До основания. 
 
Непонимание сдавило горло. Утром – обычная бытовая вспышка: он уронил мою любимую чашку. «Как ты можешь быть таким неуклюжим? Другие хоть свои кружки бьют!» Разве это повод для такой бури? Я пыталась загладить: 
 
— Макс, дорогой, давай забудем! В субботу съездим, выберем новые, еще лучше! 
 
Он повернулся, на лице – гнев, который никогда не видела. 
 
— О каких, к черту, кружках ты говоришь?! — его крик заставил вздрогнуть люстру. — Ты не понимаешь, что натворила?! Ты все убила! Уничтожила! 
 
— Что?! — вырвалось у меня. — Что я такого сказала?! 
 

— Кто сегодня сказал моей начальнице, что она разговаривает с женой Максима?! — он плевал словами, как ядом. — Кто?! 
 
Память выдала картинку: звонок Ирины Петровны. Максим – в душе. Телефон надрывался. 
 
— Я ответила… Она спросила, кто это… Я сказала – жена. Потом понесла тебе телефон, но она уже положила трубку. Что здесь ужасного?! 
 
— Ужасного?! — он побагровел. — Какая ты мне жена?! Мы в ЗАГСе были?! Кольца носим?! Штампы в паспорте?! НЕТ! Ты мне – никто! Сожительница! По какому праву ты так себя назвала?! 
 
Меня парализовало. Шесть лет. Общие планы, мечты о детях, тысячи совместных дней – и вдруг «никто»? Его слова впивались, как лезвия. Он рванул в спальню, я услышала, как хлопнули дверцы шкафа. 
 
— Макс, остановись! Это же просто слово! Мы же семья! 
 

Он появился в дверях с чемоданом, взгляд – чужой. 
 
— Семья? Благодаря твоему «просто слову» меня уволили. Ирина Петровна держала меня… не только за профессионализм. Она рассчитывала на большее. А теперь, раз у меня «жена», я ей неинтересен. Приказ подписан. Карьера – в труху. Спасибо, «жена». Жить здесь я больше не буду. Прощай. 
 
Дверь захлопнулась. Я стояла посреди гостиной, оглушенная тишиной, которая вдруг стала звенящей и чужой. Шесть лет я строила иллюзию семьи, называла его мужем в душе и вслух, мечтала о будущем. А для него это было… что? Удобное пристанище? Место, где можно жить, пока не подвернется что-то «большее» от начальницы или кого-то еще? 
 

Без штампа в паспорте, без публичного признания, я была для него не женой, не партнершей, а лишь тенью, «сожительницей», чье место легко займет кто-то, кто покажется выгоднее. Он не просто ушел из-за слова. Он ушел, потому что это слово – «жена» – сорвало маску с наших отношений, показав их истинную, жалкую суть: не семья, а временное пристанище, где у меня не было даже права на имя.