Все родственники, кроме свекра, нормально относятся к моему отказу от употребления алкоголя

Большинство моих родственников давно свыклись с моим выбором не пить алкоголь. Мама просто ставит мне лишний стакан сока, сестра подмигивает: "Молодец!", а свекровь, Анна Петровна, даже как-то призналась: "Завидую твоей силе воли, Оксана". Все нормально воспринимали это. Кроме свекра. Николая Ивановича. 

Его это раздражало перманентно. Как красная тряпка – быка. Каждое застолье – ритуал один и тот же. 

— Ну что, Оксаночка, — начинал он, разливая коньяк по рюмкам, его голос звучал сладко-ядовито, — опять будешь на всей деревне выделяться? Чаек пить? 

Я отмалчивалась, улыбалась, подкладывала гостям салаты. Но вчера что-то перещелкнуло. Может, устала, может, накопилось. Мы отмечали день рождения золовки. Стол ломился, смех гремел. Николай Иванович, уже изрядно "подшофе", уставился на мой бокал с гранатовым соком. 

— Не пойму, — громко начал он, обращаясь ко всем, но глядя на меня, — ну не может человек вообще не пить! Это же против природы! То ли скрытничаешь, то ли... — он многозначительно замолчал. 

Свекровь заерзала, муж, Сергей, нахмурился. Мое терпение лопнуло. Не крича, но так, чтобы было слышно каждому, четко и холодно, я сказала: 

— Николай Иванович, я не пью алкоголь. Это мое личное решение, принятое осознанно. Я не обязана перед вами или кем-либо еще оправдываться или искать причины там, где их нет. Мое "нет" означает "нет". Так же, как ваше "да" — это ваше право. Я уважаю его. И, пожалуйста, уважайте мое. 

Тишина стала абсолютной. Николай Иванович покраснел. Он явно не ожидал такой прямой атаки. Он привык к моим уклончивым улыбкам. 

— Я... я просто... — забормотал он, отводя взгляд. 

— Просто переживаешь? — мягко, но, не давая ему опомниться, вставила свекровь. — Ну вот, теперь и не переживай. Оксана все ясно объяснила. Чего народ замер? Вон пряник с клюквой кто-то не пробовал еще? Милая, подвинь тарелку, пожалуйста. 

Разговоры постепенно возобновились, но уже без прежней бесшабашности. Николай Иванович сидел, сосредоточенно ковыряя вилкой оливье, и больше не смотрел в мою сторону. Лишь пару раз я поймала на себе его быстрый, недоверчиво-оценочный взгляд. 

Когда гости разошлись, и мы с Сергеем мыли посуду, он посмотрел на меня. 

— Ты сегодня – молодец, — прошептал он. — Так четко. Я горд. 

— А он? — спросила я, кивнув в сторону гостиной, где свекор уже храпел в кресле. 

— Он? — Сергей усмехнулся. — Он теперь знает. Знает, что твои границы – это не шутка. И что "просто так" ты их не отдашь. Это дорогого стоит. 

Утром Николай Иванович пил чай, бубня что-то себе под нос. Когда я ставила перед ним тарелку с омлетом, он неожиданно пробормотал, глядя в стол: 

— Омлет... хороший. Спасибо. 

Это было не "прости" и не "я понял". Но в его тоне не было ни прежней язвительности, ни натужного удивления. Было просто... принятие. Пусть пока молчаливое, вымученное, но принятие. Я кивнула. 

— Пожалуйста. Чай долить? 

Он молча подвинул чашку. И в этом жесте, в отсутствии привычных колкостей, я почувствовала победу над непониманием.