Я содержала нашу семью, когда муж не работал, а теперь он стал зарабатывать больше и начал выпендриваться

Руки еще помнят ту усталость. Два года. Два долгих года я была опорой нашей маленькой семьи. Андрей потерял работу, ударился в какие-то бесконечные «поиски себя», а счета, продукты, садик для Машеньки – все это ложилось на мои плечи. Основная бухгалтерия днем, ведение дополнительных фирм вечером, выходные – за прилавком у подруги в цветочном. Спала по пять часов, считала каждую копейку, но ни в чем не отказывала ни ему, ни дочке. Любила. 

Потом ему повезло. Устроился менеджером по продажам в крупную фирму. Зарплата – в разы больше моей. Сначала я радовалась искренне: наконец-то вздохнем! Но радость быстро сменилась горечью. 

Он изменился. Не сразу, постепенно. Как будто прежние годы унижали его, и теперь он спешил отыграться. 

— Надень что-нибудь… посвежее, — бросал он, глядя на мой поношенный, но чистый кардиган, купленный еще в его «безработную эпоху». — Неудобно, когда коллеги видят. 

— Машенька, не мешай папе, он устал, — отмахивался он, когда дочь просила поиграть, а он «обдумывал важную сделку», уткнувшись в телефон. 

А потом пошли упреки. Откровенные, ядовитые. 

— Ты вечно уставшая, как тряпка, — заявил он как-то вечером, когда я, присев на минуту, закрыла глаза. — Никакой энергии. И посмотри на свои руки – прямо батрачкины! Может, крем купишь на мои честно заработанные? 

Последняя фраза – как пощечина. «Честно заработанные». В отличие от моих? В глазах потемнело. Годами копившаяся усталость, обида, несправедливость – все это вскипело разом. Я встала. Голос, когда заговорила, был тихим, но таким холодным, что Андрей оторвался от телефона, насторожившись. 

— Твои «честно заработанные»? — Я посмотрела ему прямо в глаза. — Интересно. А кто «честно» оплачивал квартиру, когда ты полгода «структурировал мысли» после увольнения? Кто «честно» стоял на ногах по двенадцать часов, чтобы у Маши были новые ботинки, а у тебя – сигареты? Кто «честно» выслушивал твои возмущения по поводу несправедливого мира, пока сам мир не дал тебе шанс? 

Он попытался перебить: 

— Да я же… 

— Молчи! — Резкость моего тона заставила его замолчать. — Два года, Андрей. Два года я была бухгалтером, продавцом и еще кем угодно. И ни разу за эти два года я не сказала тебе: «Ты недостаточно хорош». Я просто делала. Потому что это была наша семья. Наша общая яма. А теперь, когда ты выбрался, первое, что ты делаешь – плюешь в ту самую лестницу, которую я для тебя держала. «Честно заработанные»? Ты должен был благодарить, Андрей. Каждый день. На коленях. А не выпендриваться. 

Я замолчала, дрожа от адреналина. Маша притихла за дверью. Андрей обдумывал. Он не смотрел на меня. 

Прошло несколько мучительно долгих минут. Он поднялся, прошел на кухню. Я слышала, как наливает воду. Зашел, поставил стакан передо мной. 

— Пей, — сказал он глухо. — Прости. Я… я сволочь. 

Это было не показное раскаяние. В его глазах читался настоящий стыд, осознание. Глубины той пропасти, в которую он едва не рухнул. 

С тех пор упреки прекратились. Совсем. Он не заводил разговоров о том времени, но его действия говорили громче слов. Он стал брать на себя больше по дому, водил Машу в сад, сам предложил купить мне самое хорошее средство для рук. И однажды вечером, обнимая меня перед сном, он тихо сказал: 

— Спасибо. За все. Я помню. 

Деньги – тяжелая штука. Но они не должны быть тяжелее благодарности и памяти. Он понял. Слава Богу, понял.