Я ушла от родителей, устав быть нянькой младшим детям. Однако не все оказалось просто…
Почти сразу после школы я вышла замуж, очень рано. Впрочем, как и моя мама. Ушла я жить к моему Томазу, и все. Не то чтобы мама или папа меня допекали или шпыняли. И лишней дома я вроде себя не чувствовала. (Ну, это – как сказать, конечно). Мои младшие брат и сестра постоянно были на мне. Родители беспечно оставляли на меня детей, не интересовались, чем я буду кормить малышей, в каких сапогах поведу их из садика, если на улице хлещет ливень. Все мамы и папы с бабушками, забиравшие других деток из сада, косились на моих близняшек. Мол, в октябре одеты слишком легко, курточек или зонта у них не было. Вместо резиновых сапожек – сандалики с дырочками или в лучшем случаем матерчатые, «парусиновые» ботиночки.
Теперь-то я понимаю маму и папу: они у меня – художники, люди отвлеченной профессии, им было «не до пустяков» быта. Хорошо хоть, деньги за сад исправно платили, а то бы и вообще был бы позор. Но тогда, пять лет назад, таща за руки с обеих сторон ревущих малышей, я едва уклонялась от бьющего в лицо ливня или резкого северного ветра, дождя со снегом в сотый раз проклинала свою участь и не понимала, почему мне все это выпало.А потом наступила школа, мне и вовсе стало «кисло». Родительские собрания, поборы «на занавески», подготовка уроков и беготня по магазинам в поисках нужных контурных карт, тетрадей по иностранному языку и географии «на печатной основе», формы на физкультуру. Еще нужны были учебники, вторая обувь и все это – «в двойном размере»! Ведь близнецов у мамы и папы было двое.
Вот именно – у папы и мамы. А я отвечала за все. А мне отвечать надоело, я устала, мне было стыдно, я краснела в школе не за моих малышей, а за родителей. Казалось, им было все равно, как дети учатся, что едят, вот что одеты. Они не знали, где находится школа. Считали, что я – «большая», и должна была все «устраивать» за них сама, что касалось брата и сестры. И я решила: с меня хватит!
- Мам, пап! – я выхожу замуж! - родители раскрыли рты. Через полминуты, очнувшись от шока, она наперебой стали - то угрожать мне, то заманивать обновками, лишь бы я не уходила от них. (Как я поняла, их волновало только это. Кто мой избранник, чем занят, их вообще как оказалось, не интересовало). Когда аргументы были исчерпаны и, видя мою непримиримость, родители-скульпторы вспомнили, что я – тоже их ребенок, и стали надрывно намекать про какую-то «комиссию по делам несовершеннолетних». Тут, в свою очередь, «шокировалась» я. Меня устрашил вывод: мои милые дизайнеры-родители не помнят, что мне уже два месяца назад исполнилось восемнадцать!Поняв, что проиграли в споре, мои живописцы наконец сникли. Они жалобно окинули глазами свои краски и кисти, мольберты и подрамники, коими завалена вся наша квартира (не считая того, что мои творцы имеют неплохую по площади мастерскую в центре города):
- А как же мы?.. - нервно грызя конец дорогущей голландской кисточки (подарок одного маститого маэстро с мировым именем), жалобно спросил мой бородатый папа.
- С нами что будет без тебя?.. – чуть не зарыдала моя знаменитая и вся заслуженная, но очень эгоистичная модельерская мама.
- Черт с вами! - торжествующе прокричала я. – Берем детей к себе. Томаз не против! Будем возить их на каникулы в Томазову Грузию. Но чур - условие! Все ваши денежки – нам. Ну, то есть, конечно, – в разумных пределах!
Мы расписались с мужем, оформили опеку, все честь по чести. Через полгода – лето, поедем вчетвером в Грузию! Родители моего Томазика по скайпу уже заочно полюбили наших малышей. Правда, иногда мне кажется, что мама снова беременна. А что? Дело молодое, маме 38, папа моложе ее. А в роду и у нее, и у папы было много двойняшек
Комментарии 23
Добавление комментария
Комментарии