— Зачем тебе эта баба с «прицепом»?! — кивнула в мою сторону мать жениха, когда я пришла с ней знакомиться

Я поправила платье, еще раз проверила, ровно ли лежит скатерть на столе. Андрей просил не волноваться: «Мама строгая, но добрая». Дверь открылась. Его мать вошла, не снимая обувь, осмотрела квартиру, будто оценивая лот на аукционе.  

— Знакомься, мам, это Даша, — Андрей обнял меня за плечи.  

Женщина протянула руку с маникюром цвета баклажана. Ее взгляд скользнул по мне, задержался на фотографии Данилы в рамке.  

Чай остывал, пока она расспрашивала о работе, образовании, родителях. Я отвечала коротко, чувствуя, как под столом дрожит колено. Андрей шутил, пытаясь разрядить обстановку, но смех звучал натянуто.  

— Пойду проверю, как Данила, — встала я, когда из комнаты донесся шум упавшей игрушки.  

— Не надо, — она резко подняла ладонь. — Пусть привыкает сам заниматься собой.  

Вернувшись, я замерла в дверях кухни. Они стояли у окна, спиной ко мне.  

— Зачем тебе эта баба с «прицепом»?! — сказала мать Андрея, кивнув в мою сторону. — Ты что, нянькой захотел стать?  

— Мама, хватит, — он потянулся к чайнику, но она перехватила его руку.  

— Ты успешный, молодой! Найдешь без соплей и чужих детей…  

Я отступила в коридор, прислонилась к стене. Сердце билось так громко, что заглушало их голоса. Через минуту Андрей вышел, бледный.  

— Данила вроде позвал, — соврал он.  

Вечером он молча мыл посуду. Я укладывала сына, читала сказку, но слова путались. «Чужие дети». Данила обнял меня за шею, спросил, почему папа Андрей не пришел пожелать спокойной ночи.  

— Он занят, — ответила я, гладя его волосы.  

Когда Андрей лег рядом, я посмотрел на него.  

— Ты слышала, да? — спросил он в темноте.  

— Да.  

— Она… не хотела обидеть. Просто переживает.  

— За тебя? — перебила я. — Или за свою идеальную картинку?  

Он не ответил. Утром я нашла его на кухне с сигаретой.  

— Ты правда считаешь, что мы — ошибка? — не выдержала я.  

— Нет! — он раздавил окурок в пепельнице. — Но мама… Она не понимает.  

Раньше его мать мелькала в разговорах как строгая, но одинокая женщина. Теперь я видела: одиночество было ее выбором. Она выгнала мужа, когда Андрею было пятнадцать, за то, что тот посмел купить ей «не тот» подарок.  

— А ты готов ей перечить? — спросила я. — Или мы всегда будем жить по ее правилам?  

Он потянулся ко мне, но я отстранилась.  

— Дай время, — прошептал он.  

Время шло. Его мать звонила каждый день. Я научилась узнавать ее звонки по тому, как он напрягался, говоря: «Да, мам… Нет, мам…» Данила спрашивал, когда мы поедем к бабушке. Я отшучивалась.  

Вчера Андрей задержался на работе. Его телефон лежал на столе, и я увидела сообщение: «Она все равно не твоя. Не делай глупостей».  

Он пришел поздно, пахнущий виски. Я показала ему экран.  

— Это правда? — спросила. — Ты тоже так думаешь?  

— Нет! — он схватил меня за руки. — Но мама… Она говорит, что ты используешь меня. Что я тебе не нужен, нужны только деньги на Данилу.  

Я высвободилась, ушла в ванную, заперлась. Плакала тихо, чтобы не разбудить сына.  

Сегодня утром он принес кофе в постель. Глаза красные, будто не спал.  

— Прости, — сказал он. — Я поговорю с ней.  

Я наблюдала, как он одевается, и вдруг поняла: он боится ее. Боится так же, как когда-то боялся отца, который ушел, не оглядываясь.  

— Андрей, — остановила я его у двери. — Если ты не сможешь выбрать… Я не заставлю. Но Данила не будет чувствовать себя лишним. Никогда.  

Он кивнул, вышел, не обняв на прощание.  

Сейчас я сижу на кухне, жду. Может, он вернется и скажет, что мы — его семья. Или признается, что мать права.  

Данила рисует за столом, напевает песенку из садика. Я смотрю на него и думаю: как объяснить ребенку, что чья-то любовь может быть условием? Что иногда даже взрослые не знают, как поступить правильно.