– Жаль, что с моим сыном вернулось одно недоразумение, – сказала свекровь гостям, глядя на меня

Весь этот ужин в честь нашего возвращения из Лондона превратился в адский спектакль, режиссером которого была Ирина Викторовна. 

— Ты просто не представляешь, как она со мной разговаривала! — я почти кричала. — Она назвала меня бездушной куклой, которая украла ее мальчика! 

— София, успокойся. Мама никогда такого не допустила бы. Она счастлива, что я рядом. 

— Может, ты сразу заявление на развод напишешь? Раз я такая ужасная? 

— Если ты не прекратишь эту истерику, я серьезно задумаюсь о нашем будущем, — бросил он. 

Ссора разгорелась в уютном кафе, где мы собрали родню. Ирина Викторовна с порога заявила, что ее «непочтительно» усадили подальше от нас. Я попыталась сгладить ситуацию. 

— Ирина Викторовна, мы подумали, вам будет комфортнее в обществе ровесников, найдете общие темы. 

— Ты намекаешь, что я старая? — зашептала она. — Мне всего пятьдесят восемь! 

Я неловко улыбнулась. 

— Конечно, нет… 

— Ты еще и усмехаешься?! 

Я отступила, оставив ее на попечение Артема. Сквозь шум я видела только ее злобные взгляды в мою сторону. 

Ее месть была изощренной. Подойдя с бокалом и десертом, она взяла микрофон. 

— Хочу сказать! Мой мальчик вернулся домой, и теперь моя жизнь снова обретет смысл. Жаль только, что с ним приехало одно недоразумение… — она сделала паузу. — Ой, простите, оговорилась! Так выпьем же за их счастье! 

И на последнем слове она «случайно» выплеснула содержимое бокала мне на светлое платье, а кусок торта полетел мне на колени. Все стихло. А Ирина Викторовна схватилась за сердце и с рыданием опустилась на стул. 

— Мама, что с тобой? — Артем бросился к ней. 

— Я, кажется, плохо себя чувствую… — она слабо прошептала. 

— Ты совсем рехнулась? — вырвалось у меня. 

— Прости, София, я же пожилая, у меня руки дрожат. 

Взгляд Артема был полон ненависти. Я выбежала, чувствуя на себе смесь жалости и осуждения. 

Он вернулся за полночь, хмурый и отчужденный. 

— Ты теперь со мной не разговариваешь? 

— Нет! Мне стыдно за твое поведение! 

— А за ее — нет? Это нормально — обливать людей? 

— Она — пожилой человек! Ты ее спровоцировала! 

На следующее утро я подошла к нему с повинной. 

— Ты прав. Я вела себя ужасно. Позови свою маму, я хочу извиниться. 

Он кивнул. 

Ирина Викторовна пришла с торжествующим видом. 

— Ну, звали — я пришла. Говори, в чем провинилась. 

— Я хочу все исправить, — улыбнулась я, подавая ей кофе. — И сразу расставить все точки. Я требую уважения. И ваших извинений. 

— Я? Перед тобой? — она фыркнула. — С ума сошла? 

— Это ваш последний шанс, — сказала я спокойно. 

— И что ты сделаешь? Объявишь войну? — она захихикала. 

Я глубоко вздохнула. Видит Бог, я пыталась. Я отошла к комоду, достала старую вазу и, повернувшись к ней спиной, со всей силы швырнула ее на пол. Затем я провела ногтями по щеке, оставив красные полосы, размазала тушь. 

— И к чему этот дешевый спектакль? — с презрением процедила свекровь. 

В этот момент зашел Артем. Я бросилась к нему с рыданиями. 

— Я просто хотела помириться! А она… начала орать, швырять! Это же памятная ваза… Я ее умоляла остановиться! 

Артем смотрел на мать с немым вопросом. 

— Она врет! Все подстроила! — закричала Ирина Викторовна. 

— Хватит! — сухо прервал ее Артем. — Уходи. Пожалуйста. 

Она ушла. Он не побежал за ней. Я притворно всхлипывала у него на плече, зная, что выиграла эту битву. Теперь ее слова ничего не будут значить. Кто поверит женщине, которая так очевидно сошла с ума?