Золовка собирала деньги с родни на лечение ребенка, но я решила все проверить, прежде чем сделать, как все

Звонок сестры мужа застал меня врасплох. В трубке – рыдания, голос, срывающийся от отчаяния: 

— Сынишка… Поставили… страшный диагноз… — всхлипывала Диана. — Лечение только за границей… Срочно… Очень дорого… Все родные скидываются… Помоги! 

Сердце упало. Маленький племянник, такой солнечный, жизнерадостный мальчуган! Рука сама потянулась к телефону, чтобы мгновенно перевести деньги, как, наверное, уже сделали другие. Но внутри зародилось сомнение. Может, эта истерика показалась… неестественной. Или туманные формулировки про «диагноз» без названия? Или свежие фотографии в соцсетях ее подруг, где ее сын, мой племянник Никита, всего пару дней назад вовсю резвился на детском дне рождения, гонял мяч, смеялся? Здоровый, румяный. 

— Диана, я, конечно, помогу, — осторожно сказала я. — Но дай, пожалуйста, название клиники, контакты лечащего врача. Хочу уточнить детали для перевода, чтобы не ошибиться с реквизитами. 

Пауза на том конце затянулась. Рыдания резко прекратились. Когда она заговорила, голос стал резким, колючим: 

— Да что ты, не веришь мне что ли?! — почти крикнула она. — Времени нет! Деньги нужны позарез! Срочно! Все уже перевели! 

Ее внезапная агрессия, этот переход от слез к злости, стал для меня последней каплей. Вместо перевода я села за компьютер, ощущая холодную ясность. Нашла сайт школы, где учился Никита. Набрала номер классной руководительницы, представившись тетей мальчика. 

— Здравствуйте, а скажите, как Никита? Не болел ли в последнее время серьезно? Переживаю очень. 

— Болел? — в голосе учительницы прозвучало удивление. — Да обычная легкая простуда пару недель назад, пропустил три дня. Сейчас на рекорд по бегу на физре готовится, так что даже пропускать тренировки не хочет! 

Сердце заколотилось уже не от страха, а от нарастающего гнева. Здоров. Бегает. Готовится к соревнованиям. Я сидела, глядя в экран, ощущая, как гнев смешивается с омерзением и ледяным разочарованием. Она не просто врала. Она сплела целый плетень из лжи, за которым прятала свое истинное лицо. Я позвонила свекрови. 

— Мама, а Диана говорила, что конкретно у внука? — спросила я как можно мягче. 

— Ах, доченька, беда-то какая! — всхлипнула свекровь. — Какая-то редкая, страшная болезнь… Все анализы платные, заоблачные… Лекарства — золотые… Мы с дедом всю пенсию отдали, что было под подушкой… Спасти бы дитятко родное! 

Я слушала ее прерывистый голос, полный истинного горя, и мне стало невыносимо больно. Вся родня, как слепые котята, несла последнее в пасть аферистки. Она обирала тех, кто любил ее сына и верил ей. 

Набрала номер Дианы. Она ответила почти сразу: 

— Ну что, проверила все? Довольна? Готова помочь родне наконец-то? 

— Да, Диана, проверила, — ответила я ровно. — Поговорила с классной руководительницей Никиты. Он здоров. Бегает на физре. Собирается на соревнования. Никаких платных анализов. Никакого лечения. Никакой заграничной клиники. 

Мертвая тишина в трубке. Потом – хриплый, тяжелый выдох: 

— Ты… ничего не понимаешь! — ее голос сорвался на визгливый шепот. — У меня кредиты по уши! Просрочки! Мне надо срочно! А вы все тут… такие… благополучные! У вас все есть! 

— Нам всем надо, Диана, — проговорила я, чувствуя усталость. — Кому-то – на лекарства ребенку. Кому-то – просто выжить. Но врать? Использовать ребенка, чтобы обобрать родных, которые тебе верят? Это уже не просто «надо». Это – болезнь. Душевная. И лечиться надо тебе. А деньги, которые ты собрала на «лечение»? Отдашь обратно? 

В трубке щелкнуло. Она бросила. Я сидела, сжимая телефон. А в ушах еще звучал плач свекрови, отдавшей последние гроши на спасение несуществующей болезни внука. Я не перевела ни копейки. Но теперь передо мной стояло самое трудное: решить, говорить ли горькую правду тем, кого она обобрала, зная, что эта правда разобьет их сердца и, возможно, навсегда разрушит хрупкий мир нашей семьи.