Бывший муж хотел забрать из дома половину игрушек, сказав, что они ему пригодятся для нового ребенка

В тот день пришел Сергей. Бывший муж. Вид был деловой, даже торжествующий, но в глазах – привычная расчетливость. 

— Зайду на минуту, — объявил он, не спрашивая. — По делу. 

Я пропустила его, предчувствуя нехорошее. Он прошел в гостиную, где царствовала Алина, наша пятилетняя дочь. Ее игрушки – яркий хаос счастья: куклы в домике, машинки на ковре, плюшевые звери на диване. 

Сергей окинул комнату оценивающим взглядом, словно осматривал квартиру перед покупкой. Потом повернулся ко мне: 

— Собираюсь жениться. У нас будет ребенок. — Он сделал паузу. — Так вот, я пришел забрать половину Алининых игрушек. Они мне пригодятся. Экономия, ты понимаешь. 

Половину игрушек? Как нелепо. Я вдохнула глубже. Кричать? Унижаться? Нет. Он этого не заслуживал. 

— Половину? — сказала я спокойно. — Интересная арифметика, Сергей. На каком основании? 

Он нахмурился, явно ожидая криков, а не холодного вопроса. 

— На основании того, что я тоже отец! И я их покупал! — он ткнул пальцем в груду пластика и плюша. 

— Покупал? — я слегка наклонила голову. — Давай вспомним. Этот кукольный дом – подарок моих родителей. Эту железную дорогу мы выбирали вместе, но заплатила я, с моей зарплаты. А этот фиолетовый динозавр, которого Алина никому не дает, – куплен мной в прошлый День Рождения. — Я подошла ближе. — Но дело даже не в деньгах. Дело в том, что это – вещи Алины. Ее мир. Ее друзья. Ты хочешь разорвать ее детство пополам, как наш брак? Забрать любимую лошадку или куклу только потому, что тебе жалко денег на нового ребенка? 

Он покраснел. 

— Не драматизируй! Ребенку нужны игрушки, а тут они просто пылятся! Половину – это справедливо! 

— Справедливо? — во мне все кричало, но голос оставался ровным. — Справедливо – это обеспечивать своего нового ребенка самому, а не грабить старшую дочь. Справедливо – это думать о ее чувствах. Представь, она придет сюда и не найдет половины своих сокровищ? Как ты ей объяснишь? Что папина новая семья важнее ее слез? Что твой «наследник» имеет право на ее вещи только потому, что родился? 

Сергей отступил на шаг. Он привык давить, а не встречать отпор. 

— Ты… эгоистка! Не даешь мне шанса начать все заново! 

— Начинай, — сказала я тихо. — Начинай с чистого листа. Со своими игрушками для твоего нового ребенка. Вещи Алины остаются здесь. В ее доме. Там, где они ей нужны. И где они принадлежат только ей. Ты не унес отсюда ни одной детали нашего общего прошлого, когда уходил к ней. Не унесешь и частичку детства нашей дочери. Понял? 

Он стоял, молчал. Его лицо было багровым от злости и бессилия. Он искал слова, аргументы, но нашел только стену моего спокойного, неумолимого «нет». Его расчетливый план дал трещину, столкнувшись с материнской защитой. 

— Ладно, — прошипел он наконец. — Увидимся в суде. По алиментам. 

— Как скажешь, — ответила я, уже зная, что это пустая угроза. Его новый «шанс» явно требовал других вложений. 

Дверь захлопнулась. Я обернулась к комнате, к этому яркому, неидеальному, но такому живому миру моей дочери. Каждая кукла, каждая машинка была на месте. Не ради мести. Ради нее. Ради того, чтобы она знала: ее маленькое счастье – неприкосновенно. А бывший муж ушел ни с чем, унося только осадок собственной мелочности.